Игорь Солнцев - Смерть ей к лицу

Он доедал второе, когда почувствовал легкий толчок в плечо, и тут же ему на рукав что-то пролилось.

— Прошу прощения. — Тоненький хрипловатый голосок прервал мерный ход его мыслей.

Он брезгливо поморщился, глядя, как по рукаву свитера стекают капли воды. И оглянулся.

Позади стоял мужчина, по-стариковски сутулый, с заросшим седой щетиной лицом и седыми взлохмаченными волосами. В одной руке он держал массивную самшитовую палку, а в другой — стакан с минералкой.

Чувство гнева вмиг погасло. Старик был подслеповат — огромные, чуть ли не в пол-лица, очки как-то по-дурацки съехали ему на нос, скорее всего от неловкого движения.

— Ничего, папаша, — буркнул он. — Бывает.

— Оступился, — пропищал человек и вытянул палку, как бы показывая, что именно она его подвела. — Я присяду?

Этого он не ожидал. Не ожидал, что человек, так неловко проливший на его свитер воду, ещё набьётся к нему в собеседники.

— Я только попью воды и пойду. А то ещё кого-нибудь задену. Совсем нехорошо будет.

Антон Валерьянович промолчал, неторопливо вытер салфеткой последствия от неуклюжего движения старика и перевел взгляд на свою тарелку. Черт с ним. Пусть допивает и катится дальше.

— Меня Георгием Пафнутьевичем кличут. Ага, — откашлялся старик и сделал пару глотков из стакана. — Вы уж не обижайтесь на меня, старого.

— Все нормально, отец. Пейте спокойно и забудьте.

— Н-да, — задумчиво протянул Пафнутьевич, больше, однако, не притрагиваясь к стакану. — Когда-то меня тут все знали. Все кланялись. Да что здесь. В Москве и то…

Старик вздохнул и продолжил:

— А щас… Щас всё. Когда ты стар и не у дел — ты уже всё равно что мёртв. Вот и вы. Разве вы меня вспомните?

Антон Валерьянович удивленно посмотрел на Пафнутьевича и, словно оправдываясь, произнес:

— Простите. Но я не местный. Я вообще недавно сюда приехал.

— А-а… — Старик, казалось, немного оттаял. — Ну да это не меняет дела. Всё равно.

И после этого приложился к стакану с минералкой, будто пытаясь придать силы для дальнейшей беседы.

— А вы что, — не удержался хозяин «Бригантины», — такой уж большой знаменитостью были?

— Ну, в некоем роде, — чмокнув губами, признался Пафнутьевич. — Я был известнейшим адвокатом. Через мои руки прошло столько дел… И-эх.

— Интересно, — уже с большим вниманием стал смотреть на своего собеседника Антон Валерьянович.

— Интересно? Прошу прощения, а вы сами-то кто будете?

— Я, видите ли, тоже был адвокатом. — И Антон Валерьянович даже смутился от такого неожиданного совпадения.

— Ну-у, — протянул Пафнутьевич. — Значит, мы с вами коллеги. Тогда я вдвойне рад с вами побеседовать. А почему, собственно, были? Вы молоды, у вас всё ещё должно быть впереди.

— Да вот решил немного оглядеться. С некоторых пор я стал стыдиться самого себя…

— Защищали негодяев, — догадался Пафнутьевич. И, увидев, что Антон Валерьянович замолчал, удовлетворенно мотнул головой. — Понимаю. Но таков наш удел. Мы должны защищать всех… Ну и что же, вы так и будете оглядываться?

— Пока у меня есть занятие.

— Правда? Ну скажите мне, старому, если, конечно, не секрет, как коллега коллеге, чем же вы заняты?

— Да вот решил попробовать что-нибудь написать. — Антон Валерьянович опять смутился, как школьник, признающийся в неблаговидном поступке учителю.

— Мемуары? — Старик даже крякнул от потрясения.

— Да нет. Так. Триллерчик. На основе своей практики.

На некоторое время Пафнутьевич задумался. Допил свою минералку и грустно проговорил:

— Н-да. Очень, я вам скажу, интересно. Вы вечерком где бываете?

— Вечерком?

— Я не хочу к вам набиваться. Но согласитесь, не часто встретишь коллегу.

— Здесь — в баре. Либо брожу по пирсу.

Опираясь на палку, Пафнутьевич поднялся и отрешенно произнёс, уже уходя:

— Рад, очень рад был с вами познакомиться. Ох, простите, ваше имя…

— Антон Валерьянович.

— Н-да. Так вот. Рад. Весьма рад.

Старик, слегка опираясь на палку, засеменил из зала, заставив Антона Валерьяновича попребывать в некотором смятении. Ни тебе до свидания. Только какая-то недоговоренность. Хотел что-то сказать и утаил. Оставил при себе.

В тот же вечер Антон Валерьянович увидел старика вновь.

К вечеру становилось холодно. Сумерки быстро переходили в неуютную темноту, море становилось огромным черным пятном, и лишь лунная дорожка свелетлела на нем серебристой рябью.

Он сидел у моря на импровизированной скамейке, которую соорудили отдыхающие, натаскав камней и положив сверху широкую доску. Отдыхающих сейчас не было. Но скамейка осталась. Её не разобрали, словно надеясь вернуться сюда в новом сезоне.