Петр Катериничев - Иллюзия отражения

Я отошел к корме, набрал полученный от Вересова номер. Трубку он взял после первого же гудка.

Кратко, но внятно, я объяснил, как вернуть милую девушку Катю из Зазеркалья. Женя Вересов выслушал все, не переспрашивая, отчеканил короткое «есть», спросил только:

– Все достоверно?

– Абсолютно.

– С тобой можно связаться по этому номеру?

– Нет. Сам свяжусь. – Я нажал отбой и выбросил аппаратик в воду.

– Где тебя высадить? – спросил Фред, когда я вернулся на сиденье.

– Давай за мыском.

Вернер приглушил мотор, катер задрейфовал метрах в пятидесяти от берега.

– Извини, Олег, если что не так.

– Ты что, Фред? Если бы не ты, меня бы сейчас в капустку расшинковывали.

На кого он работает, я даже спрашивать не стал. Но какие-то мысли на этот счет у меня были. Вспомнил про доброе слово и сказал:

– Артист ты просто великолепный.

– Нужда заставила. Ребята такие, что могли бы хлопнуть просто так, чтобы сомнений не возникало. Пришлось обмочиться. – Вернер откинулся на спинку сиденья и расхохотался. – За пятнадцать миллионов долларов можно было и в штаны наложить! Очень даже запросто! – Глянул на меня, посерьезнел. – Ты не подумай чего. Янки. Они заценили голову этого наркобарыги в такие бабули. Мне остается получить по кассе и – исчезнуть.

– Сумеешь?

– О да. Программа защиты свидетелей. И хотя я не свидетель... Предъявить этому Али им было нечего. Тихий такой помещик из Лахора. С дипломатическим паспортом. Что было делать?

– Он был не просто наркоторговцем.

– Об этом я догадался. По сумме вознаграждения. Только... Какая ему теперь разница? Да и мне? Хотя, если честно, мне есть разница. Ребята из БНД сообщили доверительно: Али Юсуф Латиф курировал наркотрафик в Германию. – Фред помрачнел. – Смерть Гретты – и на нем тоже. – Вернер прикурил сигарету, заговорил снова: – Прости меня, Дрон. Али Латиф должен был объявиться на Саратоне, но... никто не знал, когда. Он уже появлялся здесь полгода назад. Поэтому я приехал. И стал ждать. Ведь он был умен и осторожен. А когда погиб Сен-Клер, я вдруг понял: близко. Вот только – как подобраться? Кто я? Простой стрелок. Как мне выйти на человечка, чью голову оценили в целую груду зеленой бумаги и которую пока так никто и не смог получить! Но я знал – ты умный. Ты вписался в тему. Мне нужно было так или иначе держаться за тебя...

– Живчик на конце длинной лесы?..

– Ты делал свое дело, я – свое. Небезуспешно, заметь. Это я завалил одного из нападавших на тебя при дороге. Чтобы он молчал. Ведь если бы Данглар как следует с ним поработал, Али Латиф здесь не появился бы никогда!

– Он уже был здесь.

– Тем не менее... Тебя я знал. Я знал, как ты думаешь, где можешь появиться... Ну а поскольку ты копал что-то очень важное... Должен был на тебя выйти и Али Латиф. Вот и вся история.

– Меня могли убрать раньше.

– Ты же умный, Олег. Но не это главное. Ты добрый. Тебя Бог бережет. Пусть и дальше бережет. – Фред достал объемистую фляжку коньяку. – Выпьем?

– На посошок?

– На прощание. Сам понимаешь. Фреда Вернера больше не будет. А может, оно и к лучшему. И физиономия моя мне порядком опостылела, и отпечатки пальцев – во всех картотеках. Ну? За новую жизнь? Богатую и счастливую?

Вернер приложился основательно, передал мне. Я сделал символический глоток.

– А что ты будешь делать с памятью?

– С памятью... Никто не богат настолько, чтобы выкупить свое прошлое. Но на это есть водка. Она горькая. Потому – лечит. Вот только... Мне кажется, в теплых странах – особое солнце. Оно выжигает холод, тоску, хандру. И оставляет в нашем прошлом только хорошее.

– Если человек этого хочет.

– Я хочу. Очень хочу.

Вернер высадил меня на берегу и направил катер в океан. Я смотрел ему вслед, пока светящийся бурун не исчез там, где океан сливается с горизонтом.

Я остался один на огромном пустынном берегу. Лег на песок, смотрел на звезды и ни о чем не думал. Прошлое появлялось картинками и исчезало. И мне думалось, что, если я исчезну, оно исчезнет тоже.

А звезды... Они сейчас были близкими, сияющими, и я ощутил себя маленькой песчинкой, затерянной и в пространстве Вселенной, и во времени... И еще мне вдруг показалось, что живу я на этой земле уже не одно тысячелетие и могу припомнить каждое мгновение, каждый миг этой бесконечной жизни, и это воспоминание было для меня мучительно... А потом вдруг пришло осознание того, что, как бы долго ни длилась жизнь, она коротка и полна самоограничений, глупых порывов, несостоявшихся чувств... И когда-то кто-то похожий лежал вот так же на берегу и смотрел на звезды, а теперь – и прах его истлел и развеялся, и не осталось ничего, даже имени, носимого ветром... И когда-то кто-то похожий будет вот так же смотреть на предвечное сияние звезд, мучимый смутным томлением по краткости жизни и чем-то еще, чему никто из людей никогда не найдет названия...