Я не успел завязать бантик на шелковом шнурке правой туфли — зазвонил телефон.
— Женя, только что он к тебе пошел.
— Кто?
— Мужчина. Спросил Илону Ямковецкую. Я сказала, что она поднялась к себе в 523-й.
— Он один?
— Я больше никого не заметила. Только, пожалуйста, без шума.
— Ирочка! За кого ты меня принимаешь?
Раз двадцать мне предлагали натаскивать боевиков всех мастей в кулачных драках, Майвин был пятым, кто обещал оборудовать мой офис, измайлово-гольяновские бригадиры подкатывали с предложениями заменить лицензированный «ПМ» на скорострельный «узи», и я знаю, почему: я любил живое дело. Как только в воздухе начинало пахнуть жареным, на меня снисходил блаженный покой при максимальной собранности — срабатывало шестое чувство, помогавшее предвидеть опасность за секунду. Я редко продумывал предстоящую схватку заранее, целиком и полностью полагался на импровизацию — конституция у меня такая, что ли?
До того, как раздался стук в дверь, я успел на полную мощность пустить воду в душевой, включить допотопный телевизор «Горизонт» и дослать патрон в патронник пистолета.
В дверь постучал… японец. Достаточно рослый экземпляр в черной кожаной куртке, узких голубых джинсах, не самый узкоглазый из всех, кого мне приходилось видеть за последние двое суток, но зато наверняка самый приветливый.
— Извините, — справившись с секундной растерянностью от чересчур гостеприимно распахнутой двери, осклабился он и, сложив перед грудью ладони, поклонился. — Я, наверно, ошибся номером…
— Да нет, ты не ошибся, Ашихара-сан, — перешагнув порог, выглянул я в коридор. Там никого больше не оказалось. — Она принимает душ. Заходи!
— Нет, нет, в другой раз, — сказал он на чистом русском языке и повернулся, чтобы уйти, но этого я ему сделать не позволил; схватив за плечо кожана, рванул на себя и провел молниеносную подсечку с таким расчетом, чтобы он влетел в номер по воздуху и хотя бы на несколько секунд забыл, чему его обучали в токийском хонбу Масутацу Оямы.
Шлепнулся он как-то неуклюже, на спину, и взвыл, что не входило в арсенал знакомых мне тактических приемов. Не знаю, кто его обучал драться, но материться он выучился явно в России. Я перебросил его со спины на живот, уперев мордой в спинку кровати так, что шея оказалась на изломе, завел руку за спину и прижал к полу коленом. На все про все ушло полторы секунды.
— Где скрывается Ямковецкий?! — спросил, пропуская чайную церемонию. — Говори быстро и понятно! Адрес?!
— Кто?! Кто?! — заклинило парня. Глаза его молили о пощаде.
— Борис Ямковецкий где? — подтянул я его скрученную ладонь к затылку поближе. — Говори!
Лицо его побледнело, затем стало землисто-серым, а еще через секунду — прозрачно-голубым: ялонец явно косил под хамелеона или хотел убедить меня в наличии голубой крови в его самурайских жилах.
— Я не знаю, о ком вы говорите, — не без труда прошепелявил он, как сделал бы любой другой на его месте, будь его губы и нос плотно прижаты к спинке. — Я случайно!..
— Ах, ты случайно?! — надавил я коленом на его позвоночник, отчего лопатки вывернулись и соприкоснулись.
Он постучал по коврику ногами в желтых ботинках с пряжками, дробно и конвульсивно, как эпилептик во время очередного приступа, а потом обмяк и затих — больше от неожиданности и испуга, чем от причиненной боли. Ухватив за жесткие, будто сделанные из вольфрамовой нити, прямые волосы, я рывком поставил его на ноги, подтолкнул к стене, вынудив упереться в нее руками и расставить ноги на две ширины плеч. Из его правой штанины на паркет вытекала пахнущая аммиаком жидкость. Не давая ему опомниться, я обшарил его карманы. Нашел красный блокнот без единой записи, гостиничную визитку, ключ с точно таким же набалдашником, как у меня, только от 551-го номера, паспорт на имя гражданина Казахстана Алтынбаева Шакена Джабазовича, выданный Кзыл-Ординским РИКом в 1988 году, бумажник с двадцатью тысячами российских рублей, трехцветную пластмассовую авторучку и мандат участника конференции животноводов. Челюсть его тряслась, он хотел что-то сказать и не мог.
— Кто тебя послал? — почувствовав, что тут что-то не так, все еще резко спросил я. — Отвечай быстро!
— М-м… У-у… э-э… — облизывая губы, силился он вымолвить слово.
Я подставил стул, усадил его, подал воды в стакане.
— Колхоз послал, — отдышавшись, прошептал он. — Председатель Айманов послал.
— Ты что, не один? — услыхав в коридоре громкое «Шакен!» и топот ног, насторожился я.
Читать дальше