Олег Приходько - Вне закона

Сколько он передумал в ту ночь! Убеждал себя, что не мог поступить иначе, радея о государственном добре и блюдя статью о недонесении; воображал себя героем; видел портреты на первых полосах газет; был во власти романтических представлений о работе сексота угро… Но где-то глубоко в подсознании уже копошилась мыслишка о девяти сотнях, как о тридцати сребрениках, он гнал ее, а она возвращалась и не давала спать. Если и был страх, то никак уж не перед будущим. О будущем Алик не помышлял. Тем более о том, что эпизод этот способен перевернуть всю его жизнь.

В шесть утра он был на АЗС. Заправился, отъехал на стоянку и стал ждать. Вокруг — пугающая пустота, никого, кроме служащей АЗС да шофера бензовоза. А что, если его забыли, подставили.

Со стороны главной улицы приближались двое. Он узнал их издалека по наглухо застегнутым плащам военного кроя. У обоих — большие холщовые сумки через плечо.

Алик снял кепку…

Каким образом появились милиционеры, осталось для него загадкой и поныне. Этих двоих сбили с ног, навалились, связали и под нещадный мат и угрозы потащили к стремительно подкатившим на площадку «канарейкам».

К нему не подошел никто.

Никто не поздравлял, не благодарил, не жал руки — словно забыли, вычеркнули. «А я?.. Как же я?..» — отозвалось жгучей, непроходящей обидой.

Двое оказались рецидивистами в розыске. Под плащами у них были спрятаны автоматы с откидными прикладами, в карманах — неслыханное по тем временам дело! — по паре гранат. Они действительно собирались ограбить банк.

На очной ставке молодой крикнул в сердцах: «Я тебе говорил, грохнуть его надо было там, в посадке!» На что подельник, усмехнувшись, ответил: «Успеется, — и, посмотрев на Алика в упор, добавил: — Недолго ему землю топтать».

Дали им по восемь лет. Для инженера начались томительные дни… месяцы… годы в ожидании обещанной мести. Портрет его и в самом деле попал в газету, о нем заговорили в городе, на общем собрании коллектива вручили какую-то грамоту ОВД.

А потом все смолкло.

Он нутром ощущал приближение рокового часа, не находил утешения в загулах, перестал проявлять активность, сторонился друзей, замыкался день ото дня. Поначалу ему помогли замести следы: переехать в другой район, поменять номерные знаки, а потом, при участии райкома партии, и машину. На том забота о судьбе инженера кончилась — о происшествии вдоволь наговорились и забыли о нем, Севостьянов просто надоел, стал никому не нужен.

После смены боялся возвращаться домой, подолгу просиживал в шахтерских кильдымах, заливая страх водкой. Продал машину, опять поменял квартиру, не назвав адреса даже друзьям. В конце концов уволился, стал работать в ремстройцехе сменным мастером — подальше от тех мест, где его знали.

На него было всем наплевать, и это породило злобу. Слова начальника горотдела: «Может, у твоей двери караул поставить?» — переполнили чашу. На смену былой общественной лояльности пришла ненависть к людям: казалось, все видят его состояние и втихаря посмеиваются над ним. Ненависть распространилась на режим, толкая на противоправные действия. Странно, но вместе с этим стала вдруг возвращаться уверенность, постепенно исчезал страх. Появилось желание жить, но уже не по общественным, а по своим законам: «Я вам помог, рисковал, а вы меня бросили на съедение уркам, предали?! Стал ненужным? Так почему я должен ориентироваться на вашу мораль и ваши порядки?» Он купил ствол — старый, с войны еще «вальтер» — и кучу патронов к нему. Пусть приходят! Теперь стало даже интересно жить.

Так всегда бывает, если находишь в себе силы пересмотреть ценности, установленные средой обитания.

Они пришли через четыре года. Не те, прежние, а их посланники, освободившиеся раньше. Алик застал их на собственной кухне, вернувшись из ресторана навеселе. При виде «вальтера», который прятал в бельевом шкафу, протрезвел.

— Знаешь, кто мы? — осклабился урка с татуировкой на запястье. — Правильно, смерть твоя. Так что садись, выпей. В ногах правды нет.

Ему налили до краев.

— Ее вообще нигде нет, правды, — осмелел он, выпив.

Выяснилось, что проку в смерти инженера-механика урки не видят. А коль скоро он уразумел, что правда если и есть, то она ему, смертному, не по карману, предложили дельце. В обмен, так сказать, на прощение и финансовую независимость. Да и нужно от него было совсем немного: жак [1] Жак (шахтерск.) — ручная лебедка. , домкрат, автоген особой конструкции и автомобиль.