Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Наконец Татьяна отыскала здание под номером девять, вошла, спрашивая обитателей этого респектабельного помещения, где кабинет такого-то, как вдруг нос к носу столкнулась с… Городецким! С Антоном Михайловичем!..

Встреча эта была так неожиданна для нее, что Татьяна в первое мгновение просто открыла рот, не зная, во-первых, верить ли своим глазам, и, во-вторых, соображая, как ей вести себя с этим человеком.

Городецкий между тем спокойно и с интересом смотрел на нее, и на его сытом, ухоженном лице блуждала неясная, снисходительная улыбка.

— Как говорится, гора с горой не сходятся… — сказал он просто и протянул ей руку. — Ну, здравствуйте, что ли, Татьяна Николаевна!.. А я думаю: что это она не появляется? По всем моим подсчетам, вы должны были уже добраться… Как доехали?

— Вы что, ждали меня? — наконец догадалась она спросить.

— Да.

— Но… я не понимаю: зачем? Откуда вам было известно, что я должна приехать в Москву, сюда?

Она оглядела Городецкого с головы до ног. Одет он был безукоризненно: серый, в тонкую полоску костюм-тройка, яркий модный галстук на белоснежной рубашке, новенькие туфли… Не мужчина — картинка из журнала мод!

Он будто ждал, пока она осмотрит его, не торопился с ответом.

— А вам разве не сказали, что мы должны встретиться?

— Нет. А кто должен был сказать?.. И вообще вы же уехали, смылись из России… Хм! И где теперь обитаете, если не секрет?

— Не секрет. В Мюнхене. — Он следил за выражением ее лица. — Насчет… «смылся»… Ладно, не будем об этом. Сказать вам о нашей встрече должен был Аркадий Каменцев…

— А зачем? — Она искренне недоумевала и все никак не могла избавиться от того первоначального шока, который испытала, увидев перед собою этого человека. Сколько воспоминаний сразу пронеслось в ее голове: Марийка Полозова, покончившая с собой; пачки денег, которые привез Городецкий на главпочтамт, чтобы замять «амурное» дело; акционерное общество «Мечта», куда они с Алексеем вложили свои трудовые сбережения, а он, холеный господин, стоящий сейчас перед нею, украл эти сбережения, да и у тысяч других жителей Придонска и смылся… по-другому и не назовешь… ну, пусть будет слинял, если ему так приятнее было бы слышать.

И вот он перед нею. Не сон ли это? К тому же он знал, что она будет именно сегодня в Москве, здесь, на Никольском, 9, в комитете, ждал ее… Странно все это. Она-то думала, что человек, укравший у других миллиарды рублей, должен где-то тихо и тайно проводить время, прятаться, не попадаться знакомым на глаза, а Городецкий свободно ходит по Москве, у него тут какие-то дела, да еще и она ему понадобилась!..

Городецкий словно читал ее мысли.

— Я вам все расскажу, Татьяна Николаевна. Давайте так договоримся: вы сейчас побывайте у Анатолия Сергеевича, у Марины Владимировны, а потом мы с вами обо всем поговорим. Я вас буду терпеливо ждать после обеда, с трех часов, раньше вы тут не управитесь. Ждать буду вон там, в кресле. — И он показал на тяжелое черное кресло, возле которого стоял его желтый объемистый портфель.

«Странно, — снова подумала она. — Он все про меня знает: с кем буду встречаться, сколько мне понадобится времени…»

— Ну, раз вы все знаете и все у вас запланировано, ждите в этом кресле в три часа, — сказала она бесстрастно и пошла по своим делам.

Коллеги-чиновники принимали ее хорошо, они быстро находили общий язык: на одном столе она оставляла большую коробку конфет, на другом — нечто, завернутое в хрустящую бумагу, на третьем — дорогие книги «про любовь» (если столоначальница была женского пола) или «про бандитов» (если столоначальник имел склонность к ношению бороды или усов). Шустроглазая эта провинциалка им, столичным чиновникам, явно нравилась — бумаги ей подписывали, почти не глядя, печати ставили с улыбками, на вопросы отвечали тоже с вежливыми, почти радостными улыбками, а прощаясь, чуть ли не в один голос говорили: «Приезжайте еще, Таня…»

Хорошие в Москве, в Госкомимуществе чиновники! С понятием!

Городецкий поднялся ей навстречу, подхватил тяжелый портфель, открыл перед нею дверь, несколько потеснив в сторону благообразного, но явно ленивого швейцара.

Они неторопливо шли по направлению к Красной площади. Жара сатанела в этот час, дышать было тяжело. Городецкий приспустил галстук, а Татьяна время от времени лишь потряхивала блузку на груди. Она ничего не спрашивала у своего спутника, не знала, что можно у него спросить, да и надо ли вообще спрашивать. Раз он нашел ее, ждал, пусть и говорит первым. Но спросить подмывало. Причем с ехидцей, с долей вполне законного гнева: как, мол, поживаете, Антон Михайлович, в с в о е м Мюнхене на наши денежки? Там-то вроде не очень жарко? Не потеете?..