Говард Хайнс - Последний бойскаут

Джимми пальцами ноги ловко выдернул у нее изо рта сигарету и отшвырнул в сторону:

— Девочкам курить вредно.

— Ах так! — пискнула белокурая и вцепилась зубами в его ступню.

Джимми лениво покуривал, небрежно оглаживая размякшие ягодицы рыжей, по-прежнему не подававшей признаков жизни. Белоснежная плоть легко подавалась под его сильными пальцами.

— Слушай-ка, — поинтересовалась белокурая, отрываясь от его мизинца, — а ты белых девочек любишь больше, чем черных?

— Мне без разницы, — равнодушно отозвался Джимми, но внутри у него начала проступать тихая ярость. — Все вы одинаковые.

Нашла чем интересоваться, шлюха. Не все ли ей равно? Что вообще за манера у них у всех — задавать такие вопросы? Вот и Кори тоже, бывало, разомлеет и начинает допытываться о том же самом.

— Ну, а тебе, крошка, какого цвета пенисы больше по вкусу?

— О-хо-хо! — хрипловато засмеялась белокурая. — Не в цвете дело, а в диаметре, малыш. Люблю толстенькие игрушечки — чтобы туго входили.

— И поглубже, да?

— И поглубже, и поглубже!

Глаза белокурой заблестели. Ей явно не хватило.

— Ладно, рыбка, потерпишь. Все тебе сразу возьми да подай. А ты попроси как следует — тогда, может, и получишь, — с издевкой сказал Джимми.

С мурлыканьем девица потянулась к его безвольно лежащему орудию, но Джимми отпихнул ее ногой:

— Я сказал — потерпишь.

Белокурая отлетела в сторону, но и виду не подала, что обиделась, продолжая хищно улыбаться.

— Ты меня разве больше не хочешь, малыш?

— Я всех хочу, — усмехнулся Джимми. — Но я же тебе сказал: попроси.

Девица встала на колени и молитвенно сложила ладони.

— Ах, возьмите свою покорную рабыню, мой великодушный господин! — жеманно пролепетала она. — Ах, отымейте меня, бедняжку, ради Бога.

Джимми отрицательно покачал головой:

— Не верю. Неубедительно. Ты, наверное, не хочешь. Просто придуриваешься.

Совершенно об обратном говорил плотоядный блеск ее голубых глаз и порывисто вздымающиеся полные груди с торчащими алыми сосками, но Джимми неумолимо продолжал гнуть свое:

— Ты, видать, фригидная. И не любишь, когда тебя трахают. Тебе больше нравится сосать клубничное мороженое, а не хороший хер. Разве не так?

— Нет-нет, мой господин! — взмолилась белокурая. — Я терпеть не могу мороженого! Не выношу клубники! Я хочу, хочу, хочу!

— Глупости. Тебе это только кажется. Ни фига ты не хочешь. Ты еще и ножки-то не научилась растопыривать. Плохо тебя учили.

— Ах, научите меня, мой господин! Научите меня раздвигать ножки, мои бедные нежные ножки!

— А тут тебе колледж, что ли? — фыркнул Джимми. — Тренировка для юниорок?

— Ах, сжальтесь же, мой господин! Не бросайте на произвол судьбы несчастную крошку! — продолжала дурачиться белокурая.

Она обеими руками стиснула свои сочные груди и принялась тереть их друг о дружку, тяжело дыша. Глаза ее чуть затуманились, меж губ ерзал трепещущий язычок.

Джимми почувствовал, что начинает снова потихоньку заводиться и злость на эту продажную тварь только укрепляет его желание. Он повернул безвольное тело лежащей рядом рыжей на бок — так, что ее упругий зад оказался рядом с его чреслами.

— Мне вот эта жопень больше нравится, — сказал он белокурой. — Гораздо больше.

Он взял в руку свое вялое орудие и принялся водить им меж округлых половинок.

— Вот это классный станок, я понимаю…

Почуяв прикосновения нежной плоти, его член начал набухать на глазах. Белокурая, широко распахнув глаза, наблюдала за этой метаморфозой.

— Видишь: он ее хочет, а не тебя, — приговаривал Джимми. — Она ему нравится. Он хочет отодрать ее еще раз.

Словно в подтверждение этих слов, член каменно отвердел и принял форму увесистой дубинки. Белая капелька проступила на его вершине.

— Я хочу его, хочу, — жалобно пробормотала белокурая, облизывая губы.

— Перебьешься. В другой раз.

Джимми раздвинул ягодицы рыжей и воткнул меж них свой грозный елдак, вошедший сразу на треть. Рыжая слабо застонала.

— Неужели ты вот так хочешь? — с издевкой спросил он белокурую.

— Да, да, да!

— Да быть не может, — усомнился Джимми, въезжая еще глубже в распяленную задницу рыжей.

— Хочу, хочу! — вскрикнула белокурая.

— Да? А зовут-то тебя как, крошка? — осведомился Джимми, вовсю орудуя своей штуковиной в тесном проходе.

— Джейн! Меня зовут Джейн.

— Врешь! — прохрипел Джимми, заводясь все больше и больше. — Тебя зовут не Джейн. Тебя зовут Грязная Сучка. Поняла?