Говард Хайнс - Последний бойскаут

— Вот и все, — сказала Сара. — Вот и все.

Слезы хлынули из ее глаз, и она медленно опустилась на траву, закрыв руками лицо. Так она делала в детстве, когда было плохо или страшно: прижимала руки к лицу, чтобы ничего не видеть, и ей казалось, что и ее никто не видит. А потом становилось еще страшнее в этой темноте, и она с плачем бежала к папе и маме. Они гладили ее по голове, утешали: «Не плачь, дочка, все пройдет». А кто утешит ее сейчас, кто скажет: «Не плачь?» Никто, уже никто.

Она открыла глаза и увидела свой дом, цветущий сад и беспечную собаку на газоне. Собака прыгала, лаяла, ловила свой хвост и радовалась солнышку и траве. Ее абсолютно не смущали крики, шум, беготня людей. Изредка она недовольно поводила носом — для тонкого собачьего нюха был непривычен этот запах.

Сара обернулась и увидела мужа. Он курил и глядел на нее. Сара поднялась с травы и подошла к Джо. Она вовсе не собиралась что-то ему объяснять, просить прощения — это было бы слишком глупо, тем более сейчас. Но она чувствовала себя такой одинокой и ненужной, что ей хотелось прижаться к кому-нибудь и тихо заплакать.

Но Джо, по всей видимости, не особенно хотелось этого. Он отступил на шаг и пристально посмотрел на Сару.

Она поняла.

— Как ты думаешь, Джо, кто мог это сделать? — спросила Сара. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

— То, что не я, это точно, — ответил Джо. — Откуда мне знать, я не осведомлен о друзьях и врагах Майка. Ты же, мне кажется, в курсе, что мы с ним не так уж много общались.

— Это очень страшная смерть, — глаза Сары снова наполнились слезами. Она подняла голову к небу, чтобы слезы не текли.

— Не сдерживайся, Сара, я же вижу, как тебе тяжело, — сквозь зубы процедил Джо. — А то, что ты сказала… Любая смерть страшна, потому что это — смерть. А Майку не было больно, все произошло сразу, я видел.

Сара молча пошла к дому. Джо немного постоял, потом догнал ее и пошел рядом. Не говоря друг другу ни слова, они вошли в дом. Сара ушла на кухню, и Джо, оставшемуся внизу, было слышно, как она плачет.

Идиотское положение, усмехнулся Джо. Моя жена потеряла любовника, а что делать мне? Не утешать же.

Самым верным, конечно, было бы уйти, но Джо отчего-то не делал этого. Он сидел, уставившись в одну точку, и слушал вой невыключенной пожарной сирены. Кретины.

«От судьбы не уйдешь» — фраза банальная, но верная. Стало быть, Меджусу было суждено отдать концы именно в этот день и именно так. Да, конечно. Но лучше бы он взорвался в своей треклятой машине где-нибудь подальше от их дома. И так бы наверняка случилось, если бы Меджус не был любовником Сары.

Джо передернуло. Что она могла найти в этом лысоватом коротышке, который только и говорил, что о бабах да о пьянках? Вечно дурачился, нес белиберду, издевался надо всеми и вся? Ведь он же был дурак, Майк Меджус, полный дурак. О мертвых, конечно, не принято так говорить, но это правда.

Надо же было выбрать именно этого, подумал Джо и оборвал сам себя — можно подумать, ты бы плясал от счастья, окажись на месте Майка любой другой мужик, пусть даже двухметрового роста и «Мистер Вселенная».

Он нервно переломил пополам сигарету и резко отбросил ее в сторону. Возьми себя в руки, Джо Ханбек, частный сыщик! Ни разу не закрывал ты глаза перед опасностью, ни разу не дрогнул твой палец на спусковом крючке, а теперь, из-за бабы…

«А ты и вправду ублюдок», — сказала ему тогда Сара, и в ее голосе не было ни страха, ни слез, а только холодное презрение. «Ты ничего не понимаешь», — глядя сквозь нее, ответил он и ушел. А когда вернулся через неделю, все уже было не так…

…Он упустил тогда Бланка, на что-то отвлекся и два часа проторчал в сквере у кафе, не предполагая, что тот уже давно находится в другом месте. Из машины, затормозившей радом со сквером, выбрался толстяк Мэтью, давний коллега.

— Загораешь, Ханбек?

— Я никогда не загораю, — ответил Джо и отвернулся: ему не хотелось болтать с Мэтью.

— А ты рожу-то не вороти, сейчас ты именно загораешь, — обиделся тот.

— Это почему? — спросил Джо.

— Потому что красавчик твой уже давным-давно смотался. И успел дел натворить, — с плохо скрытым злорадством поведал толстяк.

У Джо похолодело все внутри. Он же ни на минуту не отходил от кафе, только поговорил немного с пацаном, у которого развязался шнурок, и тот не мог его завязать. Неужели тогда?

— Ушел голубчик, ушел, — благодушно продолжал Мэтью. — Я же советовал тебе не связываться с сексуальными маньяками. Чтобы такого изловить, нужно самому быть немного сдвинутым на этой почве, а у тебя, старина, такого не наблюдается. Я верно говорю?