Ричард Сэпир: Доллары мистера Гордонса

— Ну, конечно же, тебе. Разве ты не один?

— Что вы от меня хотите, мадам? — вежливо попросил Римо.

— Я хочу знать, что ты делаешь в четыре утра на высоте двенадцати этажей.

— Ничего особенного, — сказал Римо.

— Ты, может быть, собираешься меня изнасиловать?

— Нет.

— Это почему же?

— Потому что я собираюсь изнасиловать другую.

— А кого? Может быть, я ее знаю. Может быть, я понравлюсь тебе больше.

— Я люблю ее. Отчаянно и безнадежно.

— А почему ты не поднялся на лифте?

— Потому что она меня не любит.

— Ну нет, ни в жизнь не поверю. В этом черном трико твоя фигура смотрится просто изумительно. Тонкая, но по-настоящему красивая. Чем это черным покрыты у тебя руки? Ну, повернись, дай хоть взглянуть на тебя! Ну, будь хорошим мальчиком, покажи личико.

— И тогда вы оставите меня в покое?

— Конечно. Ну, давай!

Крепко сжимая правой рукой выступ стены, Римо с силой втиснул пальцы ног в шов между двумя рядами кирпичей, отстранился немного от стены и повернул голову, сощурившись под ярким светом фонарика.

— На здоровье! — сказал он. — Смотрите, наслаждайтесь.

— А ты красивый. Даже очень! Я таких не встречала — одни скулы чего стоят. А эти карие глаза! А губы! Будто вырезаны резцом — это видно даже сквозь черную дрянь на лице. Нет, вы только посмотрите на эти запястья!

Словно бейсбольные биты. Подожди, я сейчас вылезу к тебе.

— Оставайтесь, пожалуйста, на месте, — быстро сказал Римо. — Сюда нельзя: вы упадете. Это, между прочим, двенадцатый этаж.

— Ну и что? Я наблюдала за тобой, все очень просто, порхаешь себе как бабочка!

— Но вы же не бабочка!

— Ладно, я не стану вылезать. Но только если ты заглянешь сюда.

— Позже.

— Когда?

— Когда я закончу свои дела.

— Когда ты закончишь, тебе, может быть, уже больше не захочется.

— Ладно, откроюсь вам: я не собираюсь никого насиловать.

— Я так сразу и подумала. Но вдруг тебе все-таки захочется со мной встретиться?

— Может быть, — сказал Римо, — но большая любовь всегда оказывается неразделенной. Любовь к страннику в ночи...

— Красиво! Это ты для меня придумал?

— Да. Закрывайте окно и ложитесь спать.

— Спокойной ночи, дорогой. Если что, номер моей квартиры — 1214.

— Спокойной ночи, — сказал Римо.

Фонарик погас. Он увидел, как округлое женское лицо убралось внутрь комнаты и окно закрылось. Римо снова прижался к стене. Пальцы ног, руки, пальцы ног, руки... На высоте тринадцатого этажа он взял правее, ухватился за выступ подоконника, открыл окно и заглянул внутрь. Квартира, как и говорили «наверху», оказалась пустой. Прижавшись к стене, он подождал, пока не замедлятся дыхание и биение сердца. Когда напряжение спало, он продолжил движение вверх. Еще один этаж. Это окно квартиры-люкс было заперто. Большими пальцами Римо нажал на раму, шпингалеты не выдержали. Открыв окно, он скользнул внутрь, на мягкий коврик на полу комнаты. Большая выпуклость под легким белым одеялом издавала храп, напоминающий раскаты сотрясаемых недр.

Рядом с большой выпуклостью виднелась еще одна, поменьше, с копной светлых волос.

Римо осторожно поднял край одеяла. Закатав нижние концы пижамных брюк, он обнажил толстые, волосатые икры спящего. Вынув из-под своего широкого черного пояса большой моток прочной упаковочной ленты, он одним быстрым движением крепко связал ему ноги. Ноги дернулись, поскольку их владелец уже проснулся, но прежде чем он успел вскрикнуть, Римо подсунул правую руку под жирную спину, нажал на спинной нерв, и груда мяса, немного поколыхавшись, замерла. Легко подняв тело правой рукой, Римо отнес его к окну, перевалил через подоконник и начал потихоньку спускать вниз головой, подтравливая упаковочную ленту, как рыбак травит леску, опуская крючок с грузилом в прорубь. Когда тело толстяка опустилось на девять футов, Римо надежно привязал конец ленты к трубе кондиционера. Все было проделано быстро и в полном молчании.

Затем, держась левой рукой за подоконник, он выбрался за окно, повис, примеряясь, и отпустил руку. Скользнув вниз, он уцепился за подоконник на тринадцатом этаже, влез в комнату и, выглянув из окна, посмотрел на крупное, обрамленное сединами лицо, которое постепенно наливалось багровой краской.

Обладатель лица был в полном сознании.

— Доброе утро, судья Мантелл, — сказал Римо. — Я представляю группу заинтересованных граждан, которые желают обсудить ваш подход к правосудию и юриспруденции.

— О-о-о!.. Тельма! — выдавил, задыхаясь, судья.