Олег Приходько - Прыжок рыси

«Поехали в Париж, — соображал Евгений, — там купили камеру. Это, видимо, прощальный обед. Бережет кассету?.. Нет денег, снимать в провинции не хочет… Точно! — следующий набор кадров: опять Париж…»

Триумфальная арка. Павел…

Эйфелева башня (сверху вниз). Павел у подножия… подходит Римма…

Орли. Климанкович с сумкой и чемоданом. Самолеты, площадь перед аэровокзалом… Такси, такси — бесконечное металлическое стадо… Бутылка шампанского «по-русски» — из горлышка…

«Конец поездки. Очень мало. Франции для видеосъемок хватило бы на всю жизнь, и не на одну. Галопом по Европам: Лувр, Арка, Эйфель… Словно отметиться спешил. Камеру купил за сутки до отъезда, до этого в Париже был. Проезд в такси — специально для съемок. На последние деньги. Эмигранты Климанковичи на миллионеров не смахивают. Снялся на память у классических достопримечательностей».

Сразу — какая-то квартира… Это же его комната в Измайлове!.. А вот и он сам — в «позе стража буддийского храма», голый по пояс, смеется… Этот день Евгений помнил хорошо… Павел извлекал из чемодана дареное и купленное барахло, чтобы достать камеру «Сатикон» со дна. Потом они поехали кататься по Москве…

Кадры, которые снимал Евгений: Павел на Красной площади… Пантомима «часовой у мавзолея»… Отметился! Поехали дальше…

Павел у входа в родной университет…

Измайлово… С «Ельциным» в обнимку… Да, когда-то на этом месте стоял «Горбачев»… Интересно, кого следующего превратят в куклу?.. Пьет «Рошель» — тоже из горлышка, конечно… Евгений (ужас, позорище!) предлагает выпить «президенту». Живой бы не отказался… Подходит фотограф — хозяин куклы… Успокаивающий жест ладонью: все, старик, о’кей, заканчиваем… Вот они вдвоем по обе стороны «главы государства» — снимал фотограф «Сатиконом» по их просьбе…

Вокзал, перрон… Совсем коротко — ни к чему, просто на память… Евгений на перроне…

Комната общежития. Алевтина Васильевна входит… смущается, машет руками, закрывает лицо… Камера приближается… Совсем близко… Застолье… это в другой комнате — у Полянских. Да: Марина, Вовка, Алевтина Васильевна… сам «диск-жокей»…

Мертвый Павел…

Крови действительно много. На обоях, на столе, на пишущей машинке, на шторе… Павел в залитой кровью футболке уткнулся в стол лицом… страшная рана на шее… На столе — перекидной календарь: «2 марта»… Страничку перевернуть не успел — очевидно, делал это по утрам… Панорама по комнате: окно… разобранная постель… дверь… прихожая… Телефон на тумбочке за дверью… Камера скачет… Еще бы! — не Полянскому такие кадры снимать…

Чистая пленка, ничего не снято — секунд 5…12…15… 20… 22… Все. Стоп. Конец.

— Откуда это у тебя?

Отставной следователь стоял за спиной Евгения.

— Грошевская подарила.

— А у нее откуда?

Евгений вынул кассету, выключил телевизор. Кадры, засвидетельствовавшие смерть Павла, могли произвести впечатление на кого угодно.

— Давай еще по пятьдесят, Иван?..

Отправились на кухню. Сели, выпили не чокаясь.

— Снимал Полянский, — заговорил Евгений после минутного молчания. — Краденой у Павла камерой. Камеру продал Войко, деньги вернул ростовщику, у которого занимал для Павла перед поездкой. Грошевская видела камеру у Павла накануне убийства. Утром ты камеру не нашел и в протоколе убийства не зафиксировал. Откуда-то ей стало известно об этом.

— Положим, не от меня. Остается кто-то из понятых, эксперты, милиция, Федин… Достаточно, одним словом. Дальше?

— Она решила, что камера у Полянского, который обнаружил труп. Пришла четвертого вечером, стала шантажировать, тот отдал кассету. Я его прижал, он раскололся. Потом позвонил Грошевской, она сделала для меня дубликат.

Кравцов оценил работу детектива молчанием, поставил чайник на газ.

— А с чего она взяла, что камера у Полянского? — спросил он неожиданно. — По-моему, между ее уходом из общежития и утренним вторжением Полянского там побывал кто-то еще, тебе не кажется?..

Евгений удивился тому, что не сделал такого очевидного вывода раньше: конечно, камеру мог взять убийца. Но Грошевская пришла к Полянскому, а значит… значит, она знала, что убийца камеру не брал?

— Н-нда, вывернуть бы ее наизнанку, москвич, — усмехнулся Кравцов, старательно оттирая мочалкой заварочный чайник. — Где ты, едрена корень, раньше был? У меня бы она заговорила. Не хочет ее Ленциус за попку взять, не хочет. Цэу есть сверху, не иначе. А кто за Ленциусом и Фединым стоит — тайна покрытая мраком.