Гридин достал из ящика стола коробку «Гаваны» и долго, неумело раскуривал извлеченную из целлофановой облатки сигару. Хализев умел терпеть.
— Тебе не кажется, что я на самом деле вовсе не тот, за кого меня здесь принимают? — продолжал Гридин, немного успокоившись. — Что-то вроде политического покровителя…
— А тебе не кажется, что ты плюешь в колодец, Константин Григорьевич? — перебив его, с расстановкой заговорил заместитель. — И что твой нефтеперерабатывающий завод эти два года простаивал бы так, как АТС, которую, в конце концов, взорвали? Если бы не Бурлаков и «иже с ним»!.. Как тебя прикажешь понимать? «Нажравшись желудей досыта, до отвала?..» Или ты хочешь приобрести акции «Зюйд-транс»?
Гридин вспыхнул, ударил по столу кулаком, но то ли вовремя взял себя в руки, то ли не хватило пороху — сказал тихо:
— Я из этого колодца не пил. И пить не буду. В нем вода протухла, Аркадий. Перенесем этот разговор.
Хализев медленно встал, взял со стола ручку и, с демонстративной обстоятельностью отвинтив колпачок, размашисто расписался в договоре.
— Кто спасает человека против его воли, тот поступает не лучше убийцы, — произнес он, глядя Градину в глаза.
До начала собрания Союза предпринимателей оставалось два часа.
Напряженный разговор с Хализевым не прошел для Гридина бесследно: разболелась голова, тело стало вялым и непослушным, как бывало после разгрузки вагонов с мешками на Белорусской-Товарной в первые годы студенчества. Мысли не обретали конкретной направленности, хотя все были об одном — что стало с их братством? Что надломило его, да и было ли оно безоблачным? В том, что их пути расходятся, сомнений не осталось, однако сейчас худой мир был Константину Григорьевичу жизненно необходим, и он мысленно искал способ его сохранить, не довести неурядицы до доброй ссоры. Если сила, которая таится в Хализеве, обернется против него — пиши пропало.
В том, что умный и преданный Аркаша был «вечно вторым», изначально был заложен подвох, но так положил всемогущий Дорохов и не поменял своего решения до конца дней. Причина разлада была скорее всего в самом Гридине. Дина, Дорохов и Аркаша — «святая» троица; в одной упряжке шли, рука об руку. Но и в упряжке должно быть разделение на коренного и пристяжных. Правда, ни он сам, ни Аркаша не давали друг другу поводов для подобного разделения, и когда бы речь шла о них двоих, так же чинно-благородно сосуществовали они и по сей день. Со временем же «пристяжных» становилось все больше. В канун выборов на второй срок Гридин стал задумываться о правомочности своего статуса «коренного». Сомнения, зарождавшиеся в душе, не могли не отразиться на четвертьвековом тандеме.
— Константин Григорьевич, вызывали?
Секретарь стоял у двери по стойке «смирно», и Гридин подумал, что он, наверно, тоже оказался в аппарате не случайно, а значит, и он имеет на него, губернатора, какое-то скрытое влияние.
— Кто в приемной?
— Саенко. Вы уезжаете? Если будут спрашивать…
— Кто?
— Я не знаю… связывать вас?
— Если будут спрашивать, скажи, что я уже связан. Машину мне!
Решение проехаться по городу — его городу , к которому он привык, как привыкают к застиранной сорочке, который знал, чувствовал и теперь уже не хотел терять, пришло мгновенно и оказалось кстати, как спасительный глоток в раскаленной пустыне.
Скучавший в приемной телохранитель поднялся ему на встречу.
— Я еду в город, — ни с того ни с сего сказал ему Гридин. Хотя, собственно, никто не просил его отчитываться о намерениях перед старшим лейтенантом в мешковатом цивильном костюме.
Саенко опешил и, вместо того чтобы молча следовать за патроном, деловито осведомился:
— В каком направлении?
Вместо оплеухи, в ожидании которой он съежился и отступил на полшага и которую стоило бы закатить ему за фривольность, последовало отчаянно-разгульное:
— Каяться! — И Гридин широко зашагал по ковровому коридору, надевая плащ на ходу.
«Четвертый», я — «Первый», «ЗИЛ-117» — к центральному!»
— Послушай, Валентин, — остановился губернатор, поправляя шарф, — не поехать ли тебе в «волге» следом? А? Надоело, понимаешь! Один хочу побыть. Можешь ты себе представить, что я тоже человек?..
«Первый», я — «Седьмой», Объект в сопровождении Саенко вышел из здания».
— Могу. Отчего же? Но… приказ. По регламенту — расстояние двух шагов. А сзади…
— У тебя приказ… а у меня — просьба. Оставь, ни черта меня не украдут, — слышался голос Гридина в приемнике PK-830SS в черной «волге», застывшей справа от админкорпуса со стороны Кипарисной.
Читать дальше