Джек Хиггинс: Судная ночь на Синосе

Я не смог удержаться от смеха.

– Но уличить меня в этом совсем не просто, Джек, – сказал он спокойно.

– А я и не собираюсь этого делать. Я ничего не имею против израильтян, даже если бы в сорок седьмом один из их чертовых аквалангистов не подорвал меня в порту Яффа. Да будь я проклят, если приму чью-либо сторону. Что мне теперь делать?

– Подожди немного, – сказал он. – Если дела для тебя будут складываться плохо, беги отсюда на своей «Ласковой Джейн». Подожди меня на Киросе. Для тебя в Эгейском море много работы, и я помогу тебе.

– И бросить дело в двести тысяч фунтов стерлингов Ибрагиму и его дружкам? Никогда в жизни.

– Ну а что ты будешь делать, если появится Гийон и попросит о помощи? Сдашь его?

Это был вопрос, который я боялся задать сам себе, потому что ответа на него не знал.

– Я не принимаю ничьей стороны, – ответил я. – Я свое уже получил. Палестина, Малайя, Корея, Кипр. Чужие войны. К черту эти солдатские игры.

Кельтская кровь взыграла во мне. Я отвернулся, едва сдерживая себя, и тут заметил, что за ближайшим к нам столиком сидит Сара Гамильтон и внимательно нас слушает.

– И вы тоже можете сгореть в аду, – бросил я ей и выскочил через открытое окно на веранду, а затем бросился в сад.

Над дальней от отеля оградой в густой кроне кипариса запутался молодой месяц, а в другом конце сада под легким бризом мрачно качали своими ветвями пальмы. Сад был еще одним предметом особой гордости Янни. Ночь была свежа и напоена ароматом растущих в нем растений.

С опущенными плечами, сунув руки в карманы, я бесцельно бродил кругами по выложенным плиткой дорожкам сада. Из угла рта торчала незажженная сигарета – я никак не мог найти спички. Вид фонтана в саду вызывал во мне те же чувства, что и остальные атрибуты чисто викторианского стиля. Изо рта невероятно непорочной барышни, окруженной дюжиной ангелочков неопределенного пола, струились потоки воды.

Я стоял, оперевшись ногой на выступающий бортик бассейна фонтана, и всматривался в ночь. Вдруг перед моим лицом возникла протянутая рука с золотой зажигалкой. Опять этот чертов парфюм. Я прикурил и повернулся к Саре.

– Эти духи действительно называются «Интимаси», или вы пошутили?

Она присела на край бассейна и провела рукой по воде.

– Я люблю фонтаны, они так успокаивают меня. Когда я была еще маленькой, у нас в Хамбрей-Корте был такой же. Мои самые ранние воспоминания детства. Это было так давно.

– Тысячу лет назад?

– Не меньше.

Когда она подняла глаза, я увидел, как изменилось ее лицо. На мгновение она предстала предо мной той маленькой девочкой в таинственном саду на берегу залива, жизнь которой была огорожена полуторакилометровой кирпичной стеной эпохи королевы Елизаветы.

– Иногда мне кажется, что это всего лишь сон. Сказка, прочитанная мною или рассказанная кем-то. В этом есть какой-нибудь смысл?

– Вполне определенный.

Не знаю точно, что с ней произошло, но она как-то вдруг резко переменилась, вновь войдя в свою роль. Даже тон ее голоса изменился и стал более суровым.

– Ну что, купил вас Китрос?

Я бросил на нее резкий взгляд:

– Стыдно подслушивать чужие разговоры.

Она почему-то рассердилась:

– Вы надо всем шутите?

– А вы знаете лучший способ сохранить рассудок в этом жестоком мире?

– Знаю, и не один.

– Да, конечно же. Я и забыл, что вы само благочестие, – с иронией сказал я. – «Кама Сутра» в изголовье постели и пятьдесят семь различных положений с каждым третьим мужчиной, повстречавшимся вам на Кинг-роуд. Это для вас самый свежий пинок под зад за последний год, не так ли?

– О, это прозвучало просто великолепно, – ответила она, не повышая голоса. – Каждое ваше слово.

Не в силах сдержаться, я громко захохотал:

– Вы уникальны, таких больше не делают.

– На это потребовалось семьсот двадцать три года, – сказала она.

– И это чувствуется. Извините, вы просто оказались ближайшей, на ком я смог сорвать зло.

– Я это поняла. А что, ваши дела так плохи?

– Вроде этого. Может быть, они успокоятся, если поймают Гийона.

– А если не поймают?

– Восемь лет тяжелого труда полетят кошке под хвост.

Я на несколько шагов отошел в сторону и прислушался, услышав со стороны гавани звуки заведенного двигателя.

– Расскажите мне о своей жене, – сказала она сухо.

– А вам Морган что-нибудь уже рассказал?

– Нет, но уверена, он бы мне не отказал.

Как ни странно, я не испытывал ни малейшего раздражения и был готов впервые за многие годы произнести имя, само упоминание которого вызывало у меня суеверный страх.