Джек Хиггинс - За час до полуночи

Дорога еще больше сузилась, но мы продолжали карабкаться на второй передаче, прижимаясь к скале, едва видной в облаке пыли. На склоне над буковым леском стоял пастух в окружении небольшого стада. Обогнув скалу, увидели наконец лежавшую в ста ярдах Беллону.

С древнейших времен постоянная угроза бандитизма и разбоя заставляла крестьян Сицилии строить деревни гораздо большего размера, чем повсюду в Европе. Беллона принадлежала к числу самых маленьких, хотя ее можно считать нормальной для малонаселенного высокогорья. Несколько улиц круто спускались к площади. По их обочинам тянулись открытые сточные канавы с постоянным устойчивым запахом мочи. Они составляли определенную достопримечательность деревни.

Я подкатил к винному магазину. Возле него в тени стояли три деревянных стола с лавками, вкопанные в землю, за одним из которых двое мужчин пили красное вино. Один из них, в лоснящемся темном костюме, был стариком с типично крестьянским дубленым лицом. Его собеседник – совсем другой породы: короткий, плотный человек лет сорока, с лицом светлее и тоньше, чем у первого, и глубоко посаженными глазами.

Цепкий взгляд, уверенность в себе и превосходство над своим собеседником сразу выдавали в нем мафиози. Как только мужчина встал и направился к нашей машине, я догадался, что он и есть Серда.

– Чем могу служить, синьор? – обратился он ко мне, когда я вылез, разминая ноги.

Бёрк выглядел совсем больным. Крупные капли пота стекали по его лицу, одну руку он прижимал к животу.

– Мы ехали в Агридженто, – сообщил я. – Но пассажиру стало плохо. – Я помолчал и спросил: – Вы хозяин?

Мужчина кивнул и, наклонившись, взглянул сначала на Бёрка, потом на Розу.

– Что, американец? – спросил он.

– Ирландец. На последней остановке выпил бутылку «пассито». Не послушался нашего предупреждения.

– Туристы! – развел он руками. – Придется отвести его в дом.

Я обратился к Розе:

– Подождите здесь, синьорина. Принести вам что-нибудь?

Она смутилась, но затем слабо улыбнулась:

– Кофе. И проследите, чтобы они прокипятили воду.

– Сейчас пришлю с моей женой, – сказал Серда. – Не присядете ли в тень, к столику?

Роза вышла из машины, а мы повели Бёрка под руки в дом. Миновав бар с потрескавшейся мраморной стойкой и полдюжиной столиков, Серда ногой открыл следующую дверь, и мы вошли в маленькую, тесную спальню, очевидно его собственную. Уложив Бёрка в постель, я развязал ему галстук.

– Через пару часов ему станет лучше, – обнадежил Серда. – Похмелье ждет неприятное, но он сможет ехать дальше. Сейчас вернусь.

Хозяин вышел, видимо, для того, чтобы заказать кофе, а я зажег сигарету и подошел к окну. Примерно через минуту дверь позади меня хлопнула еще раз, и я обернулся. Он стоял в дверях, недвусмысленно пряча руки за спиной.

– А теперь давай поговорим. Кто ты такой?

– А в чем дело? – спросил я.

– Ни один человек в здравом уме не свернет с шоссе на Агридженто, чтобы просто так прокатиться десять миль по самой плохой дороге на всей Сицилии.

– Ты, конечно, прав. Я должен кое-что достать из правого кармана. Не стреляй. Не пистолет.

Носовой платок произвел на него примерно такое же впечатление, как святая реликвия. Мне даже пришло в голову, что он сейчас его поцелует. Серда положил на комод свой старенький автоматический кольт сорок пятого калибра.

– Так ты от капо? Я не сомневался, что ты из Общества, как только тебя увидел, но ведь можно и ошибиться. Странно, что мы не встречались раньше. Я езжу в Палермо по делам Общества каждый месяц.

– Меня здесь не было несколько лет. Только что вернулся. – Мне показалось уместным открыть ему карты. – Я внук капо.

Он уставился на меня в изумлении, и я испугался, что он сейчас встанет передо мной на колени.

– Конечно, конечно, помню вашу матушку. Пусть земля ей будем пухом. – Он перекрестился. – Ваш отец – американец, вот в чем дело. Я все думаю, что-то он не совсем похож на сицилийца. А что с вашим другом?

– Мы работаем вместе, но все, что я сказал про «пассито», – чистая правда.

Он улыбнулся.

– Не стоит его тревожить. Пройдем на кухню, там прохладнее.

В кухне, большой квадратной комнате с маленьким оконцем в стене, несмотря на палящее снаружи солнце, царили прохлада и полумрак. Он достал бутылку вина, налил по стакану и предложил мне сесть. Его жена вспорхнула от плиты, как бесплотный призрак, и тотчас же исчезла в дверях с подносом в руках.