Джек Хиггинс - За час до полуночи

Чем дальше мы удалялись от Палермо в глубь страны, тем больше я понимал, как мало здесь изменилось. С дороги уже исчезли трехколесные «веспы» и «ламбретты», такие привычные в окрестностях Палермо. Мимо нас проплывали средневековые пейзажи такой бедности, какую не найти, наверное, больше нигде в Европе.

Мы оставили позади старика-крестьянина верхом на ослике, затем вереницу изможденных женщин с корзинами на головах, одетых в черное, как будто траур стал их неотъемлемой внутренней сущностью. Их юбки волочились по пыли, став коричневыми снизу. Женщины проводили нас тяжелыми взглядами, по морщинистым унылым лицам никто не смог бы определить их возраст.

Деревни оставались прежними: большинство домов не имели окон – дверь служила в них единственным источником воздуха и света, открывая доступ в душный полумрак, объединяющий зачастую людей, коз и свиней. Навстречу нам попадались лишь женщины да старики и еще исхудалые, вечно голодные дети, продолжающие жизнь вопреки гибельности природы.

В одном из таких селений мы остановились возле маленькой траторрии, сели за грубый деревянный стол в тени, и хозяин, старик с совершенно седой головой, достал нам из колодца бутылку ледяного «пассито».

Пробило еще только одиннадцать утра, но жара уже стояла невыносимая. Толпа ребятишек с восторженными лицами тут же окружила нас, так что в воздухе чувствовался кисловатый запах их немытых тел.

– Почему не видно мужчин? – обратился ко мне Бёрк.

Он выглядел уставшим и сильно потел. Под мышками у него проступали большие пятна пота.

– Большинство из них уехало, – ответил я. – В некоторых провинциях население на восемьдесят пять процентов состоит из женщин и детей.

Он вытер пот со лба и с отвращением произнес:

– Что за дрянная страна.

Роза Солаццио, отошедшая куда-то, видимо, в поисках туалета, вернулась как раз в тот момент, когда Бёрк произнес последнюю фразу. Она явно задела ее.

– Мы в одном из беднейших районов Европы, полковник. Летом здесь такие же условия, как в Северной Африке, земледелие невозможно. Всю воду контролирует мафия. У несчастных жителей нет будущего. Что еще им остается делать, как не пытаться выбраться отсюда?

Не думаю, чтобы она всерьез задалась целью что-то ему объяснить. Она сама принадлежала народу, о котором говорила, была одной из них, возможно даже родилась в такой же деревне.

Бёрк пренебрежительно усмехнулся.

– Похоже, однако, что некоторые и тут совсем неплохо устраиваются.

Роза пробралась сквозь строй ребятишек и села в «фиат». Я допил свой стакан и предупредил, когда Бёрк налил себе еще:

– Тебе больше не стоит пить. «Пассито» – опасная штука.

Мое замечание заставило его наполнить стакан до краев. Я пошел к машине и сел за руль. Достав пачку сигарет, предложил Розе.

– Не обращайте внимания. Ему вас не понять.

Ее переполняла ярость.

– Ваши сожаления неуместны. Он просто ничего не знает, но вы и вам подобные – ваша мафия – в ответе за все.

Итак, я для нее мафиози? Я отвернулся от нее, но через минуту она наклонилась и тронула меня за плечо.

– Простите, я просто обиделась на него, а выместила свой гнев на вас. Простите.

Что происходило за темными очками, для меня оставалось тайной. Возможно, она решила, что зашла слишком далеко, и хотела восстановить свой нейтралитет. А может, ее испугала мысль, что она обидела внука самого Вито Барбаччиа? Наконец, ее извинения могли быть и искренними.

Мой ответ годился на любой случай:

– Все в порядке.

Бёрк допивал третий стакан. Опустошив его, он попробовал встать, но тут же снова сел, удивленно озираясь.

– Вы предупреждали его о «пассито»? – спросила Роза.

– Он сегодня не воспринимает советов.

Она весело рассмеялась. Месть, особенно с участием женщины, всегда сладка.

Теперь мы поднимались в горы: дорога пробивалась сквозь великое нагромождение скал вокруг Монте-Каммарата. Среди сравнительно небольших обломков в небо вздымались на несколько тысяч футов огромные утесы. Бёрк впал в состояние оцепенения, а Роза обвила руками мое сиденье, и мы тихо беседовали, непроизвольно переходя на шепот по мере того, как горы смыкались вокруг нас.

Мы свернули с главного шоссе и начали петлять по серпантину, поднимавшемуся вдоль скал, между которыми мелькала долина, лежавшая глубоко внизу. Бесплодный край, пристанище беглых рабов и преступников со времен Римской империи.

Во Вторую мировую войну здесь проходила стратегическая линия итало-германской обороны против войск союзников. Говорят, что американцы смогли пройти ее без потерь только благодаря дезертирству большинства итальянских солдат по приказу мафии.