Любовь Рябикина - У каждого свой путь

— Лежи, пока нести можно! Через горы самому карабкаться придется, хоть они с этой стороны и не высоки…

Становилось все темнее и темнее. Звезд не было видно из-за туч. Подул ветер. Несколько парней споткнулись, подопнув ногами камни. Те, с грохотом, прокатились впереди. Вацлав обернулся и шикнул на ребят. Кто-то из них буркнул из темноты:

— Так не видно же ни черта, товарищ майор!

Женщина услышала и предложила:

— Стоит часок переждать. Скоро луна выйдет. Видите, над горами светлая полоса? Ждать не долго. А пока перекусим и отдохнем.

Андриевич согласился и скомандовал:

— Привал!

Степанова направилась к полковнику. Присела рядом на край спальника. Погладила по щекам. Он виновато прошептал:

— Я стал обузой для всех.

Марина еле слышно спросила, наклонившись к его уху:

— Бредин знает, что ты сердечник?

— Нет. Плохо с сердцем у меня стало после ранения, осколок задел сердце и что-то там порвал. Бредин не отпустил бы меня к тебе, если бы знал об этом. А я очень хотел видеть тебя чуть дольше, чем обычно. И вот чем это обернулось…

— Значит, сделанное тобой предложение было не запланировано?

Горчаков сел, обнял ее за плечи и уткнувшись в волосы, покачал головой:

— Я вообще не ожидал, что ты обратишь на меня внимание.

У Маринки отлегло от сердца. Она чуть коснулась губами его щеки, таясь от всех:

— Ты держись, ладно? Сейчас отдохнем и тебе придется идти самому. Как только почувствуешь — говори сразу. У меня есть валокордин, он действует быстрее.

Он предложил, немного помолчав, чувствуя ее теплое дыхание на виске:

— Может, мне остаться здесь? Всем станет легче…

Она перебила и прижала его к себе обоими руками:

— Кроме меня! Часа через два-три засевшие в засаде сообразят, что мы каким-то образом ускользнули и сделают все, чтобы нас найти. За это время мы выйдем к тюрьме. Там нас не ждут. Они надеются, что перехватят отряд раньше.

Он собрался встать и напрягся:

— Тогда надо идти!

Марина не разжала сомкнутых рук и вздохнула:

— Надо! В темноте можно ноги переломать. Ждать будем. Пакистанцы тоже по темну не станут преследовать. Они дождутся утра. А нас утром на территории Пакистана не должно быть!

Он похолодев внутренне, спросил:

— Что ты придумала?

— На территории тюрьмы есть несколько бронемашин. Понял?

— Ты рискнешь…

Она кивнула:

— Знаешь, почему я до сих пор жива? В то время, как мои противники просчитывали возможные варианты, я шла напролом, по-наглому! Это срабатывало не раз. На этот раз собираюсь действовать так же, если ты все не испортишь…

— Я не стану вмешиваться.

— А майор?

Полковник на долю секунды задумался:

— И ему прикажу подчиняться! Позови Андриевича…

Вацлав подошел, едва она махнула рукой:

— Слушаю, товарищ полковник!

— Если со мной что случится… — Он вздохнул и чуть крепче прижал к себе Марину, — …подчиняться ей. В данный момент она лучше нас с вами, майор, владеет ситуацией. Вы поняли?

— Так точно.

Спецназовец ушел. Марина достала из рюкзака брикеты с сублимированным мясом. Один протянула Горчакову:

— Поешь. — Высыпала во фляжку пакетик сухого сока. Поболтала и протянула ему: — Это лимон. Кислый, но хорошо взбадривает. Тебе бы горячего надо, но к сожалению костер развести нельзя. Запивай каждый раз, как глотаешь…

Луна взошла минут через сорок. Она проглядывала сквозь толщу облаков мутным размытым светом. Стали видны контуры горы, валунов и деревьев. Хоть и не очень отчетливо, но теперь можно было трогаться в путь, не налетая на препятствия. Отряд приготовился к маршу. Горчаков решительно встал и наотрез отказался от переноса:

— Я чувствую себя значительно лучше и пойду сам.

Эти горы были плоскими. Их можно было бы назвать холмами, если бы не каменные глыбы. “Пальцы” вздымались в небо причудливыми вершинами на десять, пятнадцать и более метров. Выветренные камни покрылись многочисленными трещинами и время от времени довольно крупные обломки при сильных ветрах падали на землю. Мимо этих горных развалин женщина вела отряд. Группа торопилась дойти до места к утру. В два ночи Марина остановила мужиков и устроила привал. Подошедшим Андриевичу и Горчакову сказала:

— Тюрьма в часе ходьбы…

Усадила полковника на сброшенный спальник. Напоила валокордином и чуть поглаживала ладонью по левой стороне его груди. Воспоминания о Силаеве отошли на второй план. Теперь она беспокоилась о полковнике Горчакове, как о законном муже. Не обращая ни на кого внимания, прижимала к себе, целовала седые виски и пересохшие губы. Заскорузлыми, жесткими пальцами гладила по лицу и уговаривала: