Любовь Рябикина - У каждого свой путь

— Открыто!

Дверь распахнулась: на пороге стоял Юрий Лозовой. Парень был в гражданской серой куртке и джинсах. Он шагнул вперед и успел подхватить на руки падающую женщину. Уложил на диван в кухне. Набрал в ковш воды и побрызгал ей в лицо. Зеленые глаза открылись. Он присел рядом и тихо сказал дрожащим голосом, глядя в лицо Степановой:

— Здравствуй, Искандер!

Она села и заплакала, уткнувшись ему в грудь. Сквозь слезы прошептала:

— Сейчас я Маринка…

Из комнаты раздался топот, потом пыхтение у порога. Юрий обернулся: из-за двери показалось смуглое личико с кудрявыми черными волосами. Внимательно глядя на него, мальчонка протопал мимо и уткнулся в Маринкины колени:

— Мама! Саса кам-кам! Дать!

Степанова подхватила сына, целуя в пухлую щечку. Стерла следы слез тыльной стороной ладони правой руки и посмотрела на остолбеневшего Юрия:

— Мой приемный сын. Его зовут Саша. Извини, я его сейчас покормлю и спать уложу. Раздевайся, тоже кормить буду. Потом поговорим…

Лозовой отказался:

— Сначала с ним разберись, а потом уж со мной. Я еще не совсем проголодался.

Внимательно наблюдал, как она кормит мальчика, ласково приговаривая и часто утыкаясь лицом в его волосы:

— За маму ложечку! За папу ложечку! За бабушку и за дедушку! Вот какой Сашенька у меня умный, все съел! Большой вырастешь, сильный. А теперь пошли баиньки ложиться. Пусть тебе самые сладкие сны приснятся…

Она кивнула Юрию и унесла ребенка в свою старую спальню, где теперь стояла еще и детская кроватка. Уложила малыша, дала ему соску. Укрыла одеяльцем и поцеловав еще раз, вышла. Саша привык засыпать самостоятельно. Степанова вернулась в кухню, оставив дверь в комнату слегка приоткрытой:

— Извини. Придется говорить потише. Давай пообедаем? Я еще не ела.

Он согласился, разглядывая красивое лицо:

— Что же ты тогда не открылась мне? Я чуть с ума не сошел, когда твою косу обнаружил в рюкзаке. Полтора года в поисках провел. Об Искандере все слышали, но где находится, никто не знал. Столько о тебе слышал, волосы дыбом иной раз вставали. Маринка, зачем ты пошла туда?

Она поставила тарелку с супом перед ним и грустно взглянула в его глаза:

— Ты и сам знаешь ответ. Никто не должен знать, что я и есть Искандер. Мои родители до сих пор не знают, что я в Афганистане воюю. Ты Олегу сказал?

— Сказал. Он тебя не выдаст. Мы вместе искали. Однажды чуть-чуть не поймали: ты в Кандагаре была, находилась в одной из частей. Мы приехали и узнали, что ты спишь. Будить не стали, а утром тебя не было. До сих пор жалеем вместе с Олегом, что не разбудили…

Лозовой с аппетитом принялся за суп. Марина мигом вспомнила выгоревшую палатку в Кандагаре: тогда ее ранило первый раз и она не спала, а была на операционном столе. Вытаскивали пулю. Ночью ее забрали и перевезли в Кабул. Рассказывать об этом она не стала:

— Было такое. Срочное задание дали. Отдохнуть не удалось.

Он закончил с первым и подвинул к себе тушеную в русской печи картошку с мясом. Взял пупырчатый соленый огурчик с тарелки. С хрустом откусил почти половину. Зацепил вилкой горку картошки и тоже отправил в рот. Прожевал и пытливо взглянул на нее:

— Откуда ребенок, Марин? Ведь он не русский…

Она отставила пустую тарелку после супа и вздохнула:

— Скажу, но ты молчи об этом. Олегу не говори: Саша афганец-сирота. Я нашла его и забрала с собой. Теперь он мой сын.

Лозовой обрадовался:

— Значит, ты больше не полетишь в Афган?

Степанова покачала головой:

— Полечу. Сашу оставлю на родителей, уже договорились. Они считают, что службу в Москве бросать нельзя. Пойми: Искандер нужен там. Сколько парней в плену находится, вытаскивать надо. Я спецом стала по этой части.

Он задумчиво протянул:

— Марин, а может стоит завязать? Пусть другие покрутятся! Ты и так немало сделала. Подумай о ребенке!

Она твердо ответила:

— Юрий, мне поздно поворачивать назад. Война засела во мне. Вот сейчас живу дома, а руки постоянно маску на лице ищут, автомат с магазином, да винтовку. Душа болит: в одиночку просачиваться сквозь афганские кордоны легче, чем отрядом. По ночам во снах выстрелы слышу и сама стреляю. Я спокойнее чувствую себя там, чем здесь. Меня тоска гложет. Я каждые полгода на то место, где Саша погиб, прихожу.

— Я сразу понял, что пирамида твоих рук дело. Знаешь, как мужики удивлялись! Особенно после того, как духи памятник разрушили, а он через неделю снова стоял.

Степанова вспомнила и это…