Наталья Корнилова - Одна против всех

— Ой, а вы кто?

— Вылезай, голуба, сейчас узнаешь…

Один из них, плотный мужичок с большими залысинами, осклабился, нагнулся, схватил меня своей клешней за волосы и резко потащил вверх. Мне было очень больно, очень, но я не издала ни звука, потому что нельзя было вдыхать отравленный воздух кабинета. Я даже отчасти радовалась, что мне сделали больно, еще и потому, что так легче забыться. В тот момент, когда почувствовала ногами пол кабинета, я уже не отдавала себе отчета от Прости. Стиснув зубы, я полоснула негодяя своими когтями-бритвами по первому попавшемуся открытому месту — по горлу, а затем, не останавливая руки, повернулась и ударила того, что держал крышку, тоже разорвав ему кадык. Оба в одночасье потеряли способность убивать. Первый выпустил пистолет, второй крышку, оба свалились, окровавленные, и захрипели. Хорошо, что Валентина была без сознания, а то бы точно умерла от этого жуткого зрелища. Сорвав с лица одного респиратор, я нацепила его на себя, чтобы наконец можно было дышать. Затем, быстро отпихнув их дергающиеся тела от люка, я уже собралась нырнуть обратно, как в дверях кабинета высветился еще один «спасатель» с пистолетом. Он даже не посмотрел, что случилось с напарниками, а с ходу начал стрелять. Упав за дубовый стол Родиона, который бандиты оттащили на середину комнаты, я схватила с пола выроненный пистолет и из-под стола продырявила стрелявшему обе ноги, всадив в каждую лодыжку по две пули. Мерзавец рухнул как подкошенный, и я вогнала ему пулю в грудь. Он затих. Теперь мне уже было все равно — во мне проснулся зверь, и остановить я его не могла. Если бы в комнату вошло еще десять бандитов, я бы убила их всех. Но больше никто не появлялся. Жуткие хрипы орущих за моей спиной ублюдков вернули меня к действительности. Слушать это не было никаких сил. Да и им уже все, равно никакой врач не помог бы. Я повернулась и выстрелила каждому в голову. Они захлебнулись и смолкли. Выждав еще какое-то время, я на карачках подобралась к люку, опустила тяжелую крышку, закрыла задвижку, поднялась, задвинула на место стол и вышла в свою приемную. Мной овладела жажда убивать всех этих подонков, чтобы уже никто не смел покушаться на наши жизни. Для этого нужно было найти тех, кто еще мог находиться в здании. Но сначала надо было выяснить, как они вообще вошли в нашу неприступную крепость. Я подошла к входной двери и ахнула: она была открыта! Нужно будет потом сказать Родиону, чтобы не хвастался, будто эту дверь, восстановленную после памятного взрыва прошлой осенью, можно открыть без ключа только танком — эти сволочи просто вырезали все замки, используя, видимо, инструменты той же службы спасения, для которой, как известно, запертых дверей не существует. Прислушиваясь к малейшим звукам в здании, я подкралась поближе и выглянула во двор. Он был пуст. Только за воротами стоял фургон со знакомой надписью все той же службы спасения. Стекла были тонированными, и понять, есть кто внутри или нет, было невозможно. Ну и Бог с ним. Я пошла на лестницу. Поднявшись на второй этаж, я осмотрела кухню, но никого не нашла, затем поднялась выше, там тоже было пусто, и так, этаж за этажом, комната за комнатой, я обошла весь офис, пока не очутилась в зимнем саду — самой верхней точке нашего некогда великолепного здания.

Здесь все было уставлено бочками, ведрами и горшками со всевозможными пальмами, фикусами, кактусами и прочими декоративными растениями, что создавало иллюзию африканских джунглей — так захотелось Родиону, который сам в джунглях никогда не был и подозревал, что никогда туда не попадет. На всей этой цветущей флоре постоянно сидела и верещала разноголосьем фауна в виде стаи волнистых попугаев, которых босс кормил каждый день и упорно учил разговаривать. Но они его пока не понимали. Здесь был и бассейн с золотыми рыбками. Сделанный в форме капли из мрамора, купленного на деньги небезызвестного продюсера, давно почившего в бозе по моей милости, бассейн был истинным украшением нашего зимнего сада. Родион с Валентиной частенько приходили сюда зимой, садились на маленькую лавочку около воды и часами любовались «живой природой», воркуя о чем-то своем, сокровенном и лишь им одним понятном.

Первое, что мне показалось странным, когда я вошла в сад, была мертвая тишина. Я сначала не поняла причину, а потом до меня дошло. Не было слышно привычного свиста попугаев, никто не сигал с ветки на ветку и не садился на голову. Взглянув на пол, я обомлела: там, задрав лапки кверху, лежали маленькие разноцветные птичьи трупики. Несчастные попугайчики стали, видимо, первыми жертвами этой газовой атаки. Сердце мое обливалось кровью, я плакала, когда собирала бедных мертвых пташек в одно место, чтобы картина не была столь ужасающей, когда сюда войдет еще кто-нибудь. Надо же, помешали этим ублюдкам беззащитные птички, бормотала я, складывая трупики под пальмой. Но ничего, я отомщу за вас, и никто, слышите, никто не уйдет безнаказанным…