Наталья Корнилова - Одна против всех

— Конечно, я ведь не умею водить, забыла? — хмыкнул он. — И потом, хочу взглянуть на физиономию Толстяка, когда он тебя увидит. Найти нас они все равно никогда не смогут. Да Толстяк даже рассказать ничего не успеет: как только он вернется с пленками, Ярый его тут же и прикончит.

— Какой ужас… Кстати, я что-то не догоняю, вы что, решили оригиналы отдать?

— Конечно! — весело ответил босс. — Зачем мне руки марать, пусть они сами меж собой разбираются. Трубин уберет Толстяка, Ярого, как свидетеля, и генерала…

— А кто уберет Трубина?

Босс нахмурился, помолчал и тихо заговорил:

— К сожалению, Мария, Трубины вечны. Пойми, преступность невозможно искоренить полностью, с ней можно только бороться, сдерживать ее и контролировать по мере сил. Не станет Трубина — его место займет другой, о котором мы вообще ничего не будем знать. А Трубин теперь будет под контролем органов, куда я передам все материалы о нем, включая копии фильма и запись всех их разговоров. Не исключено, что наши спецслужбы, пользуясь этими материалами, его завербуют, и он будет пахать на них как миленький в качестве крестного отца. Так что, как ни крути, Трубин — это меньшее из зол.

…Ровно в четыре часа утра, когда еще не начало светать и ночная прохлада приятно щекотала ноздри, мы увидели Ван Ваныча. Он вышел из подъезда в темном костюме, держа в руках «дипломат», остановился на освещенной фонарем дорожке и начал оглядываться по сторонам. Такси стояло в дальнем конце двора. Я сидела за рулем в фирменной кожаной фуражке таксиста, одолженной боссом вместе с машиной, и черной кожаной куртке. Босс сидел сзади с пистолетом в кармане, который я посоветовала ему прихватить на всякий случай. Пленки лежали на полке у заднего стекла. Все было готово к самому честному и благородному за последние столетия обмену.

— Ну, кажется, он один, — буркнул босс, вглядываясь в толстую фигуру с кейсом. — Если Ярый вдруг выскочит из подъезда — давай по газам, и смываемся. Но он не выскочит. Поехали, шеф, только фары не включай.

— Есть, командир, — улыбнулась я и тихонько тронула машину с места.

Плавно вынырнув из темноты, мы подъехали к стоящему на тротуаре Ван Ванычу, босс открыл дверь и тихо бросил:

— Садитесь.

Ни слова не говоря, Толстяк протиснулся внутрь и уселся рядом с боссом, положив «дипломат» на колени.

— Трогай, шеф, — приказал Родион.

Я выехала со двора и на малой скорости повела такси в сторону центра, разглядывая сидящих сзади в зеркало. Ван Ваныч даже в полумраке салона выглядел очень бледным и испуганным.

— А вы действительно худой, — нервно проговорил он вдруг, скосив глаза на моего стройного босса.

— А вы действительно толстый, — парировал тот.

— И ваше лицо мне знакомо.

— Естественно, ведь мы уже встречались. В ресторане, помните, в «Праге», я прикурить попросил, а вы не дали.

— О Господи, точно, — выдохнул тот. — Постойте, неужели вся эта кутерьма началась только из-за какой-то паршивой зажигалки?!

— А вы можете придумать повод получше? — усмехнулся Родион. — Да, из-за какой-то паршивой зажигалки вся ваша жизнь пошла кувырком.

— Могу себе представить, что было бы, если бы я надавал вам по физиономии… — ошеломленно пробормотал Колесников.

— Лучше не представляйте — поберегите нервы. Но ближе к делу. Вы принесли деньги?

— Да, вот они, — Толстяк похлопал рукой по «дипломату». — Ровно четыреста тысяч.

— Откройте.

Толстяк засопел.

— Откройте, не бойтесь. Я же сказал, что все будет честно.

Вздохнув, тот нехотя отщелкнул замки и поднял крышку. Глаза Родиона при взгляде на содержимое увлажнились.

— Здесь точно четыреста? — деланно небрежно спросил он.

— Пересчитайте, если хотите. Только сначала покажите пленки. Я должен быть уверен, что это именно они и что там весь отснятый вами материал.

— Ради Бога, — босс повернулся, взял с полки пакет и протянул Ван Ванычу. — Держите. Здесь бетакамовские кассеты — именно на них велась запись. Нужна профессиональная аппаратура, чтобы перевести их на бытовые кассеты. Но вы разберетесь, я думаю. Когда перепишете, то убедитесь, что там все от начала до конца, весь сюжет.

— А разве пленки не должны быть микроскопическими? — насторожился Толстяк. — Мне сказали, что…

— Плюньте тому в лицо, кто вам это сказал. На дворе двадцатый век заканчивается, а вы мне о микроскопических пленках несете. Штирлица насмотрелись? Запись велась по радио на нормальную аппаратуру.