Стивен Хантер - Сезон охоты на людей

Салли оставалась с ними, пока они не вернулись в Бойсе. После переезда Боб отвез ее в аэропорт.

– Великий Боб Ли Суэггер снова одержал триумфальную победу, – сказала она ему в аэропорту. – Ты убил врагов и вернул себе семью. Может быть, великому человеку пора успокоиться?

– Салли, ты хочешь сказать, что мне удалось пустить пыль в глаза всем, кроме тебя? Ты видишь меня насквозь.

– Боб, я говорю совершенно серьезно. Ты должен теперь думать о них, и только о них. Я знаю, что это легче сказать, чем сделать, но ты должен выкинуть прошлое из головы. Ты семейный человек, у тебя есть замечательная, храбрая, сильная жена и прекрасная маленькая дочка. В этом теперь весь смысл твоей жизни.

– Я знаю. Так и будет.

– И никаких больше старых дел.

– Это вопрос или утверждение?

– И то, и другое. Если у тебя остались недоделанными какие-то мелочи, плюнь на них. Это не имеет значения. Это не может иметь никакого значения.

– Ничего не осталось, – заверил Боб.

– Ты просто мерзкий сукин сын, – сказала Салли. – Клянусь, я совершенно не понимаю, что могла найти в тебе эта женщина.

– Знаешь, честно говоря, я тоже этого не понимаю. Но она очень умна, так что, может быть, ей известно что-то такое, чего мы с тобой не замечаем.

Салли улыбнулась и пошла к выходу на посадку, расставшись со своим добрым другом – солдатом до мозга костей. Отойдя на несколько шагов, она обернулась и подмигнула ему, словно желая сказать: «Ты безнадежен».

И он знал, что это правда.

Когда спустя некоторое время гипс сняли и к Джулии вернулась подвижность, семейство погрузилось в самолет и отправилось на Сент-Джон, принадлежащий США остров Виргинского архипелага, омываемый водами Карибского моря, чтобы провести там две чудесные недели. Они сняли виллу на самой окраине Круз-бэй и каждое утро ездили на такси на изумительный пляж в красивом заливе Транк-бэй. Там они плавали, ныряли с масками и трубками, лежали на песке, не следили за медленно-медленно протекавшим временем и все сильнее и сильнее покрывались коричневым загаром. Это была очень красивая семья, настоящие прирожденные аристократы: высокий, серьезный мужчина с пышными волосами и серыми глазами и его жена, красавица, облик которой не имел ни единого недостатка, с изумительными волосами цвета темного меда, высокими скулами, тонкими губами и твердым взглядом. Много лет назад она была предводительницей болельщиков, но теперь она стала еще прекраснее, чем когда либо в прошлом. И их дочь, настоящая шаровая молния, истинный камикадзе по характеру, которую приходилось непрерывно окликать, которая ныряла на немыслимо большую глубину, которая упрашивала отца позволить ей поплавать с аквалангом, или покататься на водных лыжах, или полетать над морем на параплане.

– У тебя появится множество возможностей свернуть себе шею, когда ты станешь постарше, – сказал Боб дочери. – Мы с твоей старенькой мамой помрем от страха, глядя, как ты занимаешься такими вещами. Ты должна дать нам передышку. Ведь это и наши каникулы тоже.

– Ах, папа, – рассердилась Ники, – ты... ты прямо настоящая наседка.

И когда она это сказала, он изобразил квохтанье наседки; это получилось у него настолько похоже, что и дочь, и мать почти воочию увидели курицу, устраивающуюся на своем насесте в сарае, и расхохотались, первая – оттого, что это было очень забавно, а вторая – от осознания того, что такой сдержанный человек смог наконец немного расслабиться и позволить себе валять дурака. Поразительно.

Вечерами они отправлялись в город и ели в ресторанах. Боб совсем не пил спиртного, и, похоже, ему этого и не хотелось. Это было идиллическое, может быть, даже слишком хорошее время. Это чуть-чуть, совсем чуть-чуть напоминало Джулии тот отпуск, который она провела с Донни на Гавайях, как раз перед тем... да, как раз перед тем.

И Боб, казалось, тоже полностью расслабился. Она никогда еще не видела его настолько спокойным, настолько непринужденным. Настороженность, с которой он обычно выходил на люди, – привычка присматриваться к ландшафту, вглядываться в места, откуда может исходить опасность, отмечать все запасные выходы, слишком пристально рассматривать незнакомых людей – покинула его. Его перестали тревожить кошмары. Ни разу он не просыпался с криком, обливаясь холодным потом, или охваченный дрожью, или с тем загнанным, затравленным взглядом, который иногда у него появлялся. По мере того как его загар становился темнее, шрамы как будто исчезали, но все-таки они оставались там, где были всегда, эти морщины, уродовавшие живую плоть, которые могли быть только следами от пулевых ранений; и как же много их было! Один из жителей Сент-Джона как-то раз взглянул на Суэггеров, а потом повернулся к своему товарищу и что-то сказал ему на своем музыкальном, очень быстром, подчиняющемся странным ритмам и почти непонятном для приезжих ломаном английском языке, но Джулия все же расслышала что-то похожее на «ба-бах» и истолковала это как «стрелок» или «вояка».