Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

— Мы приложим все силы, — заверил Мудрый.

— Что же, посмотрим…

Майор подошел к карте Украины, отыскал город, где в скором времени должны будут объявиться Леся Чайка и Шпак. Мудрый тоже смотрел на карту и за кружками, обозначающими города, за синими линиями рек, за сплетением дорог увидел огромную страну, чужую и враждебную. Он ее ненавидел и жизнь свою отдал этой ненависти.

— Когда придет первая весточка от Чайки? — спросил Стронг.

— Через месяц.

— Хорошо. Чайка — это на вашем языке, кажется, такая птица?

— Да.

— Пожелаем тогда, чтобы у нее были сильные крылья. И будем ждать…

Майор умел ждать. Пусть огонь и обожжет крылья Чайке, пусть она попадет в ловушку, пусть, наконец, затеряется в неизвестности. Пусть!.. Мудрый и такие, как он, подготовят других агентов, у которых будут другие клички, и улетят они по новым маршрутам, продиктованным ненавистью.

…Была поздняя осень. На Европейском континенте вовсю бушевали ветры «холодной войны».

Город, выбранный Мудрым и обозначенный на карте майора Стронга, жил спокойной жизнью.

Десяткам тысяч горожан не было никакого дела ни до Мудрого, Боркуна, Крука, ни до майора Стронга с их планами «проникновения», с их операцией «Голубая волна», с надеждами на создание идеологических и стратегических форпостов на «землях», как они выражались, а точнее — на территории Украинской Советской Социалистической Республики. Но это не значит, что планы эти были не опасны. Бывает и так, что спичка в руках ослепленного ненавистью бандита становится причиной несчастья для многих людей.

Тайная война, один из очагов которой был обозначен на карте Стронга именно здесь, в этом тихом западноукрайнском городе, коснулась только очень немногих людей — тех, кто по долгу коммунистов обязан был первым принять ее удары, отразить их и нанести удары ответные.

Едут солдаты с фронта — кумач на эшелонах, девчата забрасывают вагоны цветами, и на каждом, даже самом маленьком полустанке — оркестры, митинги.

Возвращается чекист с операции — знают об этом только несколько самых близких людей…

И это не имеет ничего общего с несправедливостью — просто такова логика той особой войны, тех тайных фронтов, на которых чекист сражается.

Возвращение Чайки не было отмечено печатью торжества. Просто в один из дней к небольшому особняку, затерявшемуся среди улиц и переулков областного центра, подкатила «Победа».

Была уже зима, снег лежал чистый и пушистый, в переулок высыпала детвора с санками и лыжами. Все было очень обычно.

Из машины вышли трое: девушка и сопровождающие ее двое мужчин. По тому, как один из них сделал шаг назад, пропуская вперед девушку, как в ногу зашагали они по очищенной от снега дорожке к особняку, в них легко можно было, несмотря на штатскую одежду, угадать людей военных, привыкших к четким движениям, к лаконизму даже в жестах.

— К полковнику Коломийцу, — сказала девушка дежурному по областному управлению.

В вестибюле они задержались на несколько минут.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант, что встретили, — сказала девушка одному из своих спутников.

— Встреча прошла в духе взаимопонимания, — пошутил старший лейтенант.

Они весело рассмеялись, вспомнив, как с готовностью потянул руки кверху агент Шпак, которого Мудрый назвал на прощальном ужине в Мюнхене «одним из лучших своих людей». Забыл и про ампулу, зашитую в уголок воротничка. На лице у него было написано неподдельное удивление. Это выражение так и не покидало его с того момента, когда встретил «гостей» старший лейтенант Малеванный со своей группой.

Девушка подошла к строгой мраморной доске, укрепленной на центральной стене вестибюля. На белом камне были золотом выбиты фамилии. Одна… две… три… Много…

Звание, фамилия, инициалы, год… И больше ничего, кроме памяти товарищей, горя родных, вечной благодарности народа им, павшим уже после салюта Победы.

Девушка положила к подножию мемориала еловую веточку, которую принесла с собой.

— Цветы бы, — сказал тихо Малеванный.

— Это им подарок из лесов. Они сражались за их тишину…

— Там сегодня тихо… — подтвердил Малеванный.

Многие из погибших были моложе Малеванного и его спутницы — бойцы, сражавшиеся так, что и после гибели остались в строю.

Девушка поднялась по лестнице на второй этаж, в кабинет, где когда-то — кажется, целую вечность назад — получила приказ начать операцию.

Полковник шагнул к ней навстречу, сказал: