Петр Катериничев - Банкир

Звездочета Предводитель повелел казнить: он не любил того, что не мог понять. Это всегда таило опасность. Каждый должен знать только то, что ему необходимо; чужое знание рождает твою беспомощность и чувство страха, а со страхом нельзя покорять мир. А для себя Властитель понял одно: звезды — это тоже Орда, и правит ими тот же беспощадный и грозный закон: смерть.

Но пока Орда движется и сеет смерть, сама она — бессмертна!

…Тьмы рассыпались на сотни, развернулись лавой… На пути стоял жалкий деревянный городец, почему-то считаемый здешними лесными обитателями крепостью… Предводитель помнил великие дворцы Китая и уходящие ввысь стены Самарканда… Он помнил, как его низкорослый конек топтал копытами бесценные ковры этих дворцов, как его воины распинали на них нагих наложниц бывших владык, воя от ярости и страсти… Это и была жизнь Орды. Вне Орды — только смерть.

Тысячи стрел взметнулись в зимнее ночное небо, неся на жалах оранжевые язычки пламени… Лава неслась вдоль стен, посыпая черные под синим снегом крыши этим летучим огнем… Кто-то из защитников метался, пытаясь сбивать то там, то здесь занимавшееся пламя, и падал, сраженный тяжелой излетной стрелой…

На приступ пошли под утро, разом. Визжа, воя, нукеры устремились на валы, сжимая в желтых зубах мутную сталь кривых сабель… Только плотный частокол и редкие цепочки бойцов защищали городец, и Предводитель задержал здесь Орду, только чтобы дать передых коням… Впереди — долгие переходы… И еще — он хотел взбодрить воинов легкой победой, он хотел вернуть в ряды нукеров ту ярость, что, как ему казалось, убывала по мере движения Орды через заснеженные, стылые поля и леса, укрытые мохнатыми тяжелыми лапами столетних елей…

Низкорослый конек осторожно ступал по грязным потекам гари. Сидящий на нем воин в лисьей шапке безразлично взирал вокруг, и только очень проницательный человек мог заметить в безличном равнодушии желтых тигриных глаз затаенную ярость зверя. Но таких безрассудных в окружении Предводителя просто не было…

Город сгорел дотла. Тысячи тел его воинов лежали во рву; волки и одичавшие собаки ночами устраивали в нем свои пиры и междоусобья. Отяжелевшие от сытости вороны вяло и медленно взлетали, потревоженные ленивым, с испачканной кровью мордой псом…

Воины прятали глаза, боясь встречаться взглядом с Властителем. Он знал, чего они боятся… Нет, ни его воля, ни воля Орды не были поколеблены ни смертью, ни страхом, ни упорством защитников… Но в сердце запала неясная, тоскливая тревога… Властитель помнил, как легко, словно спелый перезревший плод, падали к его ногам блистательные, богатейшие державы Азии: Бухара, Самарканд, Коканд… А этим — этим нечего было защищать, кроме жалких деревянных срубов, в которых они жили… Они погибли, все до одного, но не покорились…

Предводитель посмотрел на окруженную воинами жалкую стайку пленных: ни одного мужчины, ни одной женщины, достойной внимания не только Властителя, но даже самого последнего сотника из кипчаков… Они погибли все. Несколько старух и стариков, малые дети…

Властитель приказал уничтожить всех, детей тоже, оставив только тех, кто не выше тележного колеса: эти дети забудут свои сожженные очаги, свой истерзанный край, своих родителей и своего Бога; они будут знать только один закон. Закон смерти, и станут его детьми, детьми Орды…

…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков.

Повозки, телеги с пленницами и с добычей остались далеко позади. Впереди шла Орда — тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, жаждущие крови, золота, власти… Они текли по равнине — грязные, раскосые… Позади дымилась в развалинах громадная, разоренная страна, впереди… Впереди была неизвестность…

Предводитель смотрел вперед и вверх, в бездонную голубизну неба.

Приближенные скакали рядом и чуть сзади: сытые, лоснящиеся, веселые от выпитого кумыса и еженощных любовных игр… Но он не желал встречаться взглядом ни с одним из своих подданных… В желтых тигриных глазах Предводителя навсегда затаились тревога и страх… А со страхом нельзя покорять мир. И еще он знал: как только любой из приближенных заметит в глубине его глаз это затаенное чувство — он сам. Предводитель, будет убит, безжалостно, мгновенно, ибо страху — не место в Орде, закон которой — смерть…

Один из приближенных, забывшись в веселом бесстрашии, рассказывал соседу что-то забавное, конь его заигрался и на мгновение вырвался на полголовы вперед… Удар дамасской сабли рассек тело до седла. Властитель спокойно обтер клинок о роскошный пурпур плаща. Труп убрали мгновенно; подданные притихли, но никто из них не задумался о причинах такого поступка или о вине убитого: власть и сила сами по себе причина любого действия; им не нужно искать оправданий или приводить доводы… Власть — это и есть закон, а закон Орды один — смерть.