Михаил Нестеров - На один выстрел больше

Муслим усмехнулся. Это означало, что Сантос уже на второй день пребывания на Острове решил проблему занятости и второй плавбазы. Конечно, второе такое судно необходимо, но на первых порах можно будет обходиться и без него.

– Баркас твой. Набирай команду, – разрешил он.

– Боюсь, с этим у него будут проблемы, – встрял Риппер. – Он плохо знает людей. Кастингом займусь я. Но с одним условием: я тоже войду в команду Сантоса. Хотя бы для того, чтобы уберечь его от неприятности по имени Француз. – С этой минуты Риппер обращался к Сергею. – Сейчас он наш лидер. Но от лидерства его останется немного, когда половина парней пересядут на баркас и станут под твое знамя. Он только сделает вид, что ему безразлично, флагман он или его заместитель. Сегодня наверняка соберется совет и парни на нем проголосуют... не за тебя лично, Сантос, но за перемены. Нашего первого капитана, Грека, снесло с палубы, когда мы уже отваливали от судна, взятого на абордаж. Все бы ничего, да он треснулся головой о кнехт. С той поры капитаном у нас Француз. В Греке мне всегда нравилось то, что о себе он говорил, соблюдая меру.

Аквариум... Ей часто снился аквариум – с его чарующими воздушными пузырьками, стремящимися вверх; и там, наверху, они теряли себя, смешиваясь с безобразно огромной массой воздуха, которая их и породила.

Странно, что она сама находилась в самом центре этого аквариума.

Когда она просыпалась и открывала глаза, ресницы ее будто смахивали последнее виденье, эту водяную пелену, окружавшую ее со всех сторон, и шлейф воздушных пузырьков. И в такие моменты она всегда сравнивала себя с русалкой, действительно утонувшей девушкой, которой только раз в году было позволено выходить на сушу. С той поры, когда Сантос бросил ее за борт, она стала бояться воды.

Также она стала частенько задерживаться перед зеркалом, рассматривая свои глаза, как будто через них заглядывала внутрь себя. Ей казалось, что ее глаза посветлели, стали полупрозрачными, а сам взгляд – холодным. А что там с кровью? «Она тоже потеряла градус», – усмехалась Мария. И это к лучшему. Если уж и мстить, то с ледяными взглядом и кровью.

В ее жилах текла кровь предков, которые умели мстить. Жив или мертв Альваро Сантос? Нужно было знать Сантоса так, как знала его Мария, чтобы ответить на этот вопрос: «Он жив». И никто – ни Винни Трователло, ни сам крестный отец мафии не смогут его остановить. Только она, «отвергнутая морем». Это сравнение, понравившееся ей, вряд ли придется по душе Сантосу; он услышит, обязательно услышит эти слова.

Она примеряла и другие, более резкие, например: «Я та, которую ты утопил», но это отдавало мистикой и не соответствовало планам Марии. Реальность, только реальность могла убить Сантоса.

Самха – так назывался этот остров, на котором проживала всего одна семья: супружеская пара и три дочери, старшей из которых, Надже, было не больше шестнадцати. Она-то и привела сегодня Марию под сень драконового дерева и указала вверх. Мария посмотрела наверх, и голова ее закружилась. Необычная крона этого дерева походила на корни с листвой и цеплялась буквально за небеса. Дерево давало такую плотную тень, что под ним было по-настоящему прохладно. Если и существуют райские кущи, подумала Мария, то растут там только такие сказочные деревья. Девушка на ломаном английском объяснила ей, что спас ее от смерти сок этого дерева.

– Ты пила драконову кровь, понимаешь? – И засмеялась: – Теперь ты долго не умрешь, проживешь до глубокой старости.

– Надеюсь на это, – ответила Мария.

Сок драконового дерева действительно был красным, как кровь, и Мария начала припоминать, как ее потчевали теплым, видимо, специально подогретым целебным напитком.

– Скажи, Наджа, где ты нашла меня?

– Там, – девушка указала рукой в сторону, где берег не был обрывистым. – Пойдем со мной, я покажу тебе.

Они прошли метров триста. Наджа остановилась и, присев, дотронулась до бревна:

– За него ты держалась. Да так крепко, что твои руки я еле оторвала от бревна.

– Ясно... А Пиратский остров далеко отсюда?

– Не так далеко – тридцать миль. Только его не видно. Пираты нас не трогают. Мы мирные люди. Мои родители когда-то жили на главном острове, потом перебрались сюда. Здесь родились я и мои сестры.

– Как же вы живете без электричества?

– Многие сокотрийцы живут без электричества. А наш Остров считают необитаемым, – Наджа рассмеялась. – Мы живем тем, что отвозим на главный остров и продаем там сабур, табак. У нас две коровы и два верблюда, они нас кормят.