Свет фар, скользнув по обочине, зажег мрачные кровавые отблески в каплевидных задних отражателях припаркованной у бровки тротуара красной "карреры" и на мгновение нестерпимо ярко блеснул в ее боковом зеркальце. Блондин снизил скорость, включил указатель поворота и аккуратно припарковался в хвост "поршаку" – плотненько, бампер к бамперу. Женщина осторожно завозилась рядом, одной рукой оправляя на коленях юбку, а другой собирая в кулак ремешок сумочки. Она, видимо, по привычке ждала, когда спутник выйдет из машины и откроет перед ней дверь, но он даже не подумал этого делать. Вместо этого, глядя прямо перед собой, на освещенную фарами старого "БМВ" округлую, как обсосанный леденец, корму "порше" с горизонтальным плавником заводского спойлера, он закурил еще одну сигарету и спокойно положил руки на руль. Его отсутствующий, непримиримо упрямый вид красноречиво свидетельствовал, что он может сидеть так хоть до самого утра, смоля сигарету за сигаретой, но не шевельнется и не произнесет ни слова, пока его спутница не выметется вон, избавив его, наконец, от своего присутствия.
Справа щелкнул дверной замок, потянуло сквознячком, и странно изменившийся женский голос медленно проговорил у него над ухом:
– Я это запомню.
– Запомни, запомни, – продолжая смотреть прямо перед собой, согласился он. – Можешь даже записать. Чтобы не сбиться, когда станешь пересказывать все ЕМУ.
– Ты не понял, – непривычно мягко сказала она. – В первый раз ты говорил со мной как человек. И, между прочим, впервые говорил то, что думаешь. Впервые не врал. Впервые... Словом, я запомню.
Он промолчал. Сквозняк усилился, потом стукнула дверца, обрубив поток воздуха, и женщина появилась в поле его зрения – прошла, со спины освещенная фарами угнанного "бумера", открыла дверцу "порше" и скользнула за руль. Из оставшейся открытой дверцы, призрачно белея в ярком сиянии фар, появилась нога в остроносой туфле на высоком каблуке. Затем появилась рука, сняла туфлю и скрылась. Он сообразил, что это вовсе не очередной способ подразнить его, просто водить машину в таких туфлях дьявольски неудобно. "Поршак" засветил габаритные огни, выплюнул из трубы облачко дыма, резко взвыл и сорвался с места так, что завизжала резина. Красные точки его стоп-сигналов мелькнули, как две трассирующие пули, и мгновенно исчезли из вида.
Откинувшись на спинку сиденья, блондин докурил сигарету, пытаясь при этом решить вопрос: а в самом ли деле он только что говорил правду? Пока говорил, думал, что да, а вот теперь опять начал сомневаться. Надоела? Кто – она? Кому – ему?! Ничего не скажешь, очень похоже на правду... Но он ведь и в самом деле не хотел ее больше видеть, испытывал тошноту от звуков ее голоса, от той высокомерной чуши, которую она несла... пока она ее несла, эту чушь. А стоило ей подпустить в голос парочку мягких, человечных нот, и от его ненависти не осталось и следа, а в душе опять подняла голову эта змея, имя которой – надежда...
"Сопляк, – сказал он себе, выжимая сцепление и включая передачу. – Выкинь ее из головы, а не можешь – застрелись. Но дальше так жить нельзя".
В то мгновение, когда серый "бумер" оторвался от бровки тротуара, сидевшему за рулем человеку пришла в голову мысль, удивившая его своей новизной: а зачем, собственно, стрелять в себя, когда можно выстрелить в НЕЕ?
* * *
– Как мне стало точно известно, вы в данный момент являетесь владельцем предмета, в котором я очень заинтересован, – говорил мужской голос с сильным прибалтийским акцентом. – Вы приобрели этот предмет недавно, к у меня есть основания думать, что вы будете рады от него избавиться. Хочу сразу вас успокоить: информацией о теперешнем местонахождении данного предмета, кроме меня, не располагает никто. Пока не располагает. Но, думаю, многие, в том числе и следственные органы, были бы счастливы ее получить. Я звоню вам из аэропорта, мой рейс через сорок минут. Перезвонить вам я уже не успею, да это, полагаю, и ни к чему. Если вы не возражаете, я зайду к вам домой сегодня вечером, около двадцати двух часов. Со мной будет дама, которая достаточно компетентна, чтобы оценить подлинность упомянутого предмета. Имейте в виду, я готов заплатить любую разумную цену, которую вы назовете. Имейте также в виду, что ваше законное право – не впустить на ночь глядя в дом посторонних, незнакомых вам людей, – конечно же, остается за вами. А за мной, как вы понимаете, остается право действовать в этом случае на свое усмотрение. Прошу вас обдумать мое предложение и принять правильное решение. И ведь вы знаете, Александр Иванович, что правильное решение тут может быть только одно...
Читать дальше