Евгений Костюченко - След мустанга

Когда они тронулись в путь, он сидел на коленях над телом брата, а за его спиной поднимался к небу плотный вьющийся столб дыма.

Как всегда, возбуждение боя еще долго не покидало Кирилла. Картины схватки вспыхивали в памяти, заставляя снова то холодеть от ужаса, то ликовать оттого, что остался жив. Но было что-то еще…. Снова и снова он вспоминал каждый момент боя — отвлекающий выстрел, рубка на мосту, стычка с двумя шайенами в реке. И крик Полли…

Он чуть не свалился с седла, осознав свое открытие — Полли кричала по-русски.

«Ой, мамочка!».

— Ой, мамочка, — повторил он и оглянулся.

Она смотрела на него. И не отвела взгляд.

Кирилл придержал мерина, дожидаясь, когда фургон поравняется с ним.

— Посидишь за меня? — сказала Полли. — Хочу переодеться в сухое.

Он перебрался на козлы и взялся за вожжи, а она скрылась за пологом.

— Однорукий тебе не мешает?

— Мне никто не мешает, — ответила она, шурша одеждой.

— И откуда только берутся такие боевые дамочки?

Полли не ответила на насмешку, и он спросил:

— Я слышал, ваша семья перебралась сюда из Джорджии? Неужели здесь лучше, чем там?

— Мне все равно, где жить, — послышался ее голос. — Лишь бы жить. А в Джорджии случился мор. Болотная лихорадка. За три дня сводила в могилу любого. Целые семьи вымирали, и белые, и черные, и богатые, и бедные.

Она откинула полог, но не села рядом с Кириллом, а осталась в кузове. Он оглянулся и увидел, что девушка сменила брюки и рубашку на голубое платье с белым воротником.

— Тебя не узнать, — сказал он. — Просто оперная дива.

— Да, мор был ужасный, — продолжала Полли, не обратив внимания на комплимент. — Мы спаслись баней. Отец сложил в землянке печку, трубу из коры связал. Вернется с поля, и сразу в баню. Не ест, не пьет, а скорее огонь разводит. И нас туда загоняет. Пропотеешь, обмоешься, потом можно и за стол. Так и выжили.

— Впервые слышу о таком лечении.

— Баней и не такое лечат, — снисходительно ответила Полли. — Когда отец звал соседей попариться, они над нами тогда смеялись, Летом и без того жарко, да еще лихорадит, пот прошибает с головы до ног. А он их зовет пропотеть.

Смеялись над нами, думали, что мы дурные. А через неделю нам же их хоронить пришлось. Так мы и остались совсем одни. Однажды поутру вышли на огород, а вокруг никого не видно. Ни души. Только смрадом тянет со всех сторон. Пришлось нам всей семьей в могильщики записаться. Целыми днями копали да отпевали.

— Сколько тебе тогда было?

— Десять. Уже работала на равных. А когда мор прошел, подались в соседнюю деревню, к землякам. И решили ехать на запад. Вот так мы тут и оказались.

Когда начали строиться, папаша первым делом поставил баню. Так и жили в ней, пока дом не построили.

Он не спешил передавать ей вожжи и возвращаться в седло. И она не собиралась править лошадьми, потому что была занята более важным делом — Полли распустила косу и принялась расчесываться.

— Отвернись!

— Да ладно тебе. А что за земляки?

— Те, кто приехал в Америку вместе с отцом. Он же у нас из России.

— Я тоже, — неожиданно для себя сказал Кирилл.

Ему очень хотелось увидеть ее лицо, но он не оглядывался. Полли долго молчала.

— Я приехал пятнадцать лет назад, — сказал он по-русски.

— Зачем?

— Так уж вышло. Занесло на эмигрантский пароход. Думал на нем же и вернуться. Но в порту попался к жуликам. Опоили, продали на воровскую шхуну. Я бежал. С тех пор так и живу. Между морем и землей.

— Ты бандит?

— Нет. У меня шхуна. И я хожу на ней в море. Вот и все, чем я занимаюсь. Хожу в море.

— Давно я не видела моря, — сказала Полли.

Он все — таки обернулся. С распущенными волосами она показалась ему еще красивее.

— Какое там море, в Саванне? — спросил он.

Полли не ответила, прислушиваясь к чему-то.

— Проснулся, — вдруг сказала она и задернула полог.

Через какое-то время девушка вернулась на сиденье рядом с Кириллом и забрала у него вожжи.

— Спасибо. Дальше сама справлюсь.

— Он проснулся?

— Нет. Попросил воды. Значит, уже скоро очнется. Я дала ему настойку, что прибавляет сил.

— Я могу с ним поговорить?

— Он тебя не услышит, — сказала она. — Пойми, он сейчас далеко-далеко. Вот вернется, тогда и поговоришь. Слезай. Не люблю тесноты.

Он догнал Ахо и поехал рядом.

— Как она? — спросил индеец.

— В порядке. Она крепкая.

— Да, крепче многих мужчин. Она говорила с тобой?

— Немного.

— Хорошо. Нам надо разделиться. Ты поедешь с ней.