Евгений Костюченко - След мустанга

— Человек имеет право жить там, где ему легче, — сказал он.

— Мы останемся здесь, — сказал Питер. — Те, кто уехал отсюда, сейчас копают землю на рудниках в Колорадо. Или тут неподалеку, на угольном карьере. Наверно, им больше нравится копать и выбрасывать землю, чем пахать ее, чем сеять зерно, чем собирать хлеб. Им больше нравится получать деньги каждую субботу. Им больше нравится каждое воскресенье пропивать эти деньги в кабаке.

— Ну, должен же кто-то добывать уголь…

— Уголь не растет, как пшеница. Он кончится. Здесь мало угля. В прошлом году уже иссяк один карьер, и всем пришлось уехать. Осталась только гора глины и огромная яма. Вот и все, что осталось после двенадцати лет. Здесь будет то же самое. И всем этим людям придется снова ехать куда-то. Все начинать сначала. И так они будут кочевать по всей земле. Они будут добывать хлеб в лавке, они будут жить в чужих домах, они будут греться чужим огнем. А мы останемся здесь, и у нас все будет свое, не чужое. Свой дом, свой хлеб, свой огонь.

Они еще не добрались до середины, когда снизу прибежал мальчонка с узелком. Белоснежная тряпица раскинулась на земле, густо усеянной опилками, и они пообедали отварным картофелем и жареными цыплятами. В черном глиняном кувшине с индейским орнаментом было козье молоко. Хлеб был пышным и душистым, горячим внутри, со смуглой мягкой коркой.

Еда придала сил, но работа не пошла быстрее. Дуб обрушился на землю уже на заходе солнца. От удара даже горы подскочили, но у Кирилла не было сил радоваться победе. Даже лежа на земле, дуб закрывал закатное небо голыми длинными ветвями.

— Вот и все, — сказал Кирилл.

— Это еще не дрова, — покачал головой Питер. — Нам еще пилить и пилить…

До наступления темноты они успели срезать всего лишь две нижние ветки. Возвращаясь в деревню, Кирилл думал только о том, что через несколько часов придется снова подниматься по этому косогору. Краем глаза он заметил, что окна дома, где остался лежать Энди, были закрыты ставнями, но из щелей пробивался красноватый свет.

Питер, как оказалось, устал не меньше. Он молча сидел за столом, а сестры в белых платках порхали вокруг, подавая тарелки и подливая молоко в кружки. Полли среди них не было, что не удивило Кирилла — эту молчунью он скорее мог представить гарцующей на мустанге, чем снующей по кухне.

— Твой друг спит, — сказал Питер, отодвигаясь от стола. — Ты тоже ложись. Все будет хорошо. Если ты торопишься, можешь оставить его здесь. Мы проводим тебя до ранчо Коннорса.

— А как же дрова?

— Значит, остаешься?

Питер поманил пальцем сестру, и на столе перед Кириллом появилась пустая кружка.

— Выпей на ночь, работать будет легче, — сказал Питер.

— Виски?

— Лучше, чем виски. Травяной чай.

Он поднял кружку и обнаружил на самом донышке зеленоватую прозрачную жидкость. На вкус она была горькой, но приятной.

Ему постелили на широкой лавке вдоль стены. Он успел только стянуть сапоги и заснул, не раздевшись толком.

На рассвете они были уже возле поверженного великана. За ночь на месте битвы побывало много любопытствующих. На влажном от росы слое опилок остались следы енота. Он, похоже, искал под рухнувшим деревом место для новой норы. Здесь же виднелся глубокий отпечаток волчьей лапы. Как только топоры застучали по веткам, со всех сторон налетели синицы. Они внимательно обследовали каждую отлетевшую щепку, каждую полоску толстой коры. По их радостному писку было ясно, что сегодня они до отвала наедятся разными деликатесами — личинками, червяками да муравьиными яйцами, которые до сих пор были скрыты под корой.

Синицы не отставали от них весь день, пока они обрубали сучья и перепиливали ствол. Птицы не боялись людей, наверно, потому, что сегодня те работали молча, и этим не отличались от других их родичей — бобров или дятлов.

Обед был таким же, как вчера, но вместо молока была та самая зеленоватая жидкость, которой угостили Кирилла на ночь. Горький прохладный напиток бодрил, как хороший коньяк, но в нем не было ни капли спирта. И еще одно отличие — от любой выпивки развязывается язык, а после этого «чая» Кирилл на время потерял дар речи. Все слова казались пустыми и ненужными. Они с Питером работали вполне согласованно без единого слова, и шумные синицы смешили его своей болтовней. К концу дня он уже различал их по голосам.

Назавтра целая стая желто-зеленых обжор поджидала дровосеков и приветствовала нетерпеливым гвалтом. Когда люди принялись забивать клинья, чтобы расщепить колоды, то пичуги бесстрашно суетились рядом с ними, чудом не попадая под удары кувалды.