Евгений Костюченко - Гарнизон не сдается в аренду

Регина встала, пытаясь запихнуть груди в разорванную майку.

— Очумели мальчики, — прошептала она, — вот глупенькие…

— Да ладно тебе, — сказал ей Гранцов. — Некогда марафеты наводить.

Он заметил движение сзади, увернулся и перехватил чью-то руку. Рука хрустнула, когда ее владелец грохнулся об пол.

— Уходи, уходи, не смотри на меня! — закричала Регина, закрывая лицо ладонями.

— Без тебя не уйду, — Гранцов подхватил ее на руки и побежал к выходу.

Ему надо было добраться до колодца, потому что все остальные подземные проходы в бункер были наглухо задраены. Он бежал, прижимая невесомую женщину к груди, и следил за действиями сектантов. Только один из них мог ему помешать — он кинулся наперерез, вытянув вперед руки и хватая пальцами воздух. Но тут Лисичка нырнула сектанту в ноги, и он рухнул на песок.

Колодец был уже в десяти шагах, когда Регина вдруг с неожиданной силой толкнула Вадима в грудь и вырвалась из его рук.

— Давай за мной! — Гранцов потянул ее за руку к колодцу. — Спустишься первой, я прикрою… Ты куда?!

Не отвечая ему, она рванулась прочь, в сторону набегающих охранников.

— Заморочили голову человеку, — проговорил Вадим, сгреб ее в охапку и побежал дальше, отворачивая лицо от ее слабых пощечин.

— Пусти! Не хочу! Не хочу! — повторяла она.

— Ничего, вылечим, — приговаривал он.

Но охранники уже виднелись и с флангов. Они хорошо бежали, быстро и бесшумно, и в руках у них были не рации, а резиновые дубинки. Гранцов остановился. Охранники — это тебе не мягкотелые интеллигенты. Эти не раздумывая спрыгнут в колодец за ним, и ведь догонят в туннеле, и найдут проход к бункеру.

Он бережно поставил Регину на ноги, стянул с себя майку и отдал ей. Он еще успел поднять руки и шагнуть навстречу набегающим с резиновыми «демократизаторами».

— Все в порядке, ребята, — сказал он.

Но у них было иное мнение. Точнее, у них был приказ. И они его принялись исполнять. А ему оставалось только кататься по земле, прикрывая лицо и пах. Вообще-то лежачего не бьют, особенно дубинкой, потому что это неудобно — приходится наклоняться. Но им, наверно, было строго приказано пустить в ход именно дубинки.

Гранцов стонал, вскрикивал и завывал, силясь передать всю гамму ощущений, которые должен был сейчас испытывать. Изображая нечеловеческие страдания, он не боялся переусердствовать, потому что пару раз дубинка и вправду зацепила незащищенную ключицу. Остальная молотьба пришлась по мышечной броне. Гранцов знал, что после таких ударов останутся жуткие синяки, зато будут целы кости и внутренние органы. Кататься мячиком его когда-то научил один кубинец, негр. «Дня через два я и сам буду почти таким же черным, как Луис», — подумал Гранцов и замолк, издав предсмертный хрип.

Когда они приказали ему встать, он не смог разогнуться. Кто-то схватил его за волосы и помог подняться. Скрючившись и качаясь на полусогнутых ногах, Вадим заметил за спинами молотильщиков своего недавнего оппонента в богословском споре, Шкипера. Тот прорвался из-за кольца охранников и попытался влепить пощечину. Удар получился обжигающим, но слабым. Вадим Гранцов не отказал себе в удовольствии подставить вторую щеку. Шкипер ударил и по ней, неосторожно приблизившись. Тут-то Гранцов и разогнулся, задев лбом подбородок Шкипера.

Раздался треск. Гранцов испуганно схватился за лоб, а бедный сектант вытянулся по стойке «смирно», да так и обрушился.

— Артист, — сказал Сто Седьмой. — Ну, артист, на сегодня хватит. Давай в карцер. Сам пойдешь или помочь?

— Что-то не помню я никакого карцера, — сказал Гранцов, облизывая занемевшие соленые губы. — Не было в Советской Армии таких слов.

— Здесь тебе не Советская Армия, — беззлобно сказал какой-то охранник и хлестнул его дубинкой по спине.

Карцером оказался дровяной сарай. Наверно, у строений тоже своя «карма», подумал Гранцов. Недаром Поддубнов именно сюда посылал нарушителей дисциплины.

Гранцов распластался на теплых поленьях, пытаясь представить, как они впитывают его боль. Больше всего досталось спине. Он знал, что завтра будет еще больнее, если сейчас не отлежаться. Покой, холод, давящая повязка и возвышенное положение ушибленного места. Он усмехнулся — единственное не ушибленное место находилось между ног.

Для него не составило бы никакого труда прямо сейчас убежать из этого «карцера». Выбраться через окно на крышу, спрыгнуть на голову часовому и в очередной раз воспользоваться подкопом под ограждением. Для смеху можно было бы и самого часового прихватить с собой, если тот не окажется слишком толстым.