Евгений Костюченко - Гарнизон не сдается в аренду

— Я против, — отрезал Поддубнов.

— Основание?

— Вот оно, основание, — мичман осторожно похлопал себе по забинтованному боку. — Хватит нам одного трупа. Ты что же думаешь, майор, они завтра поднимут лапки и побегут сдаваться на явку с повинной? Ты же их валить собрался, я же вижу!

— Слова-то какие, «валить»! — протянул Гранцов. — Было бы чем, завалил бы, не сомневайся. Нет, товарищ мичман, мы будем действовать строго в рамках капиталистической законности. Сколько из нас Железняк солярки выдоил? Цистерну, не меньше. Вот пускай и отрабатывает.

— Железняк тебе отработает, — смягчившись, проворчал Поддубнов. — Как же, от него дождешься.

— Мы не можем ждать милостей от милиции, — продекламировал Вадим Гранцов. — Взять их у нее — вот наша задача.

Но мичман Поддубнов был иного мнения о первостепенных задачах. Он открыл холодильник и вытянул початую бутылку водки.

Вадим, не дожидаясь распоряжений, запер дверь на ключ, открыл тумбочку с документацией дежурного и достал оттуда два стакана.

— Помянем, — обреченно произнес Поддубнов. — По семьдесят грамм, не больше.

Он расстелил на столе льняное полотенце с украинским орнаментом на краях и принялся нарезать свежий хлеб. Отрезав горбушку, Поддубнов остановился и поглядел на свой нож.

— Клинок у него был — будь здоров, — сказал он. — Знаешь, майор, не меньше, чем штык-нож от «калашникова». Я даже удивился. Подумал, что он на меня с кухонным ножом прет.

Мичман накромсал еще пару неровных ломтей, после чего разбил кулаком луковицу и налил водки.

— Не чокаемся, — предупредил он.

Вадим Гранцов понимал, что любые его слова сейчас покажутся лишними. Поддубнов держался отчужденно, словно скрытая обида жгла его изнутри.

— Давай добьем, что ли, — мичман понюхал горбушку и снова плеснул водку в стаканы. — Не берет ни хрена.

— Да, клинок был длинный, — сказал Вадим. — Слишком длинный. Таким свиней забивают.

— Пей, говорить потом будем, — приказал Поддубнов.

Он устало отодвинулся от стола и прислонился к стене. Лицо его покраснело, и на лбу выступил мелкий пот. Вторая доза подействовала быстрее.

Гранцова тоже охватило приятное тепло, он снял пиджак и повесил его на спинку стула. Еще больше распустил галстук и закатал рукава сорочки. Одна из запонок упала на пол и закатилась под стол, но он не стал за ней наклоняться. Эта запонка ему больше никогда не понадобится, потому что он больше никогда не станет наряжаться в представительский костюм.

— Обманул ты меня, майор, — глухо заговорил Поддубнов. — Обманул. Всего-то и нужно было набрать 03. Погоди, не говори ничего. Я знаю, что ты скажешь. Но когда человек умирает, надо вызывать «скорую». Пусть он умрет на руках у врачей. Я теперь до конца жизни буду его вспоминать. Ты это понимаешь? Понимаешь, знаю, понимаешь. Погоди, не отвечай. Он мне сниться будет каждую ночь. Я же знаю, из-за таких снов люди с ума сходят.

«Во-первых, с ума сходят не из-за снов, а из-за бессонницы, — хотел сказать Вадим. — Во-вторых, ты об этом довольно быстро забудешь. В-третьих, самое главное: когда снятся убитые враги, это приятно. Ты удивишься, тебе будет стыдно, и ты никогда в этом не признаешься. Но видеть труп того, кто хотел убить тебя — это приятно». Он мог бы сказать и больше, но сейчас Поддубнов не нуждался в его словах.

Гранцов думал о том, как неожиданно раскрываются люди, сталкиваясь со смертью. Ерофеич, тренер-самоучка и бывший учитель географии, ничуть не смутился при виде трупа. Наверно, потому, что он был на работе и думал прежде всего о работе. А вот Поддубнов — раскис. Начал переживать. То есть думать о себе, о своем драгоценном душевном покое, которого он лишился. Да он просто пороха не нюхал, подумал Гранцов — не пренебрежительно, а сочувственно. Борис Макарович подготовил к бою сотни отличных солдат. Многие из них остались живыми только благодаря ему. Он был в Афганистане и застал там горячее время, 86-й год. Но воевать мичману Поддубнову не довелось. Свою командировку он провел в Кабуле и занимался, в основном, отправкой цинковых гробов. Несколько раз ему пришлось сопровождать убитых героев на родину. Он мог бы привыкнуть к виду смерти. И, наверно, привык, иначе давно бы спился. Почему же он раскис на этот раз? Потому что до сих пор он противостоял смерти, а сегодня оказался с ней заодно?

— Мы убили его, понимаешь, майор? — Поддубнов сосредоточенно разглядывал пустой стакан. — Парень мог бы выжить, а мы…