Евгений Костюченко - Гарнизон не сдается в аренду

— Возражаю, — ответил Поддубнов, становясь на его пути. — Ты куда это, майор? Все кончено, уймись.

— Нет, не все.

Вадим увернулся от его рук и быстро зашагал к гаражу. Поддубнов побежал за ним, на ходу отдавая команды:

— Керимыч, Маро, пленный в колодце! Помогите Железняку, а я скоро вернусь!

Он первым добежал до своего «ситроена» и уселся за руль.

— Куда нам?

— На трассу. К финскому кладбищу, — ответил Вадим, укрывая ватником автомат на задней полке.

— Кто там?

— Ежик.

— Понятно. Давно уехал?

— Полчаса.

— Догоним по просеке, — кивнул Поддубнов. — Держись, майор.

«Ситроен» зарычал, приподнимаясь над дорогой.

— По просеке мы его догоним и перегоним, — приговаривал старшина. — С таким клиренсом мы не только Ежика, мы черта лысого догоним.

Вадим не рассчитывал на помощника, но спорить с мичманом было некогда, да и бессмысленно. Он уже решил, что высадится, не доезжая кладбища, и дальше двинется один. Успеем. По времени все сходится. Ежик будет ждать денег, а деньги привезут не раньше, чем в полдень. Если, конечно, Институт не воспользуется вертолетом.

Машина неслась по лесной дороге, громко встряхиваясь на ухабах. Поддубнов не тратил время на виляние между препятствиями, а просто перелетал через них.

— Эти армяне золотые ребята, — рассказывал он. — Они вообще, считай, не армяне. По-армянски хуже Керимыча говорят. Воевали в Карабахе. Ну, как воевали… Так, вокруг своей деревни в окопах сидели, отбивались от всех. От соседей-азербайджанцев, от наших, даже от своих. Война им поперек горла. Они же все шабашники, строители, всю жизнь по Союзу мотались. Один ветеринар. Один учитель. Один угонщик. Он даже на этой войне отличился — у русских танк угнал. В общем, золотые ребята. Из Армении их свои же выгнали. Не давали жить. Сейчас хорошо устроились. Свой как бы колхоз. Автономный режим. Никакой советской власти. Никакого начальства. Хлеб свой, помидоры свои, зелень своя, даже вино свое, яблочное. А рыбу ты и сам видел. Керимыча к себе переманивают. Детей на компьютере учить. Даже не знаю, как его теперь удержать.

— А смысл? — рассеянно спросил Гранцов. — Пусть уходит. Все равно Базы больше нет.

— Базу восстановим, — уверенно сказал Поддубнов. — Все можно восстановить. И ребят новых найдем. Гарнизон понес потери, так это дело военное. Убитым — вечный покой, а живым тянуть лямку дальше. Так, Димыч?

— Посмотрим.

Получив такой расплывчатый ответ, старшина обиженно замолчал. Но обиды хватило минуты на три, не больше.

— Мы тебя у Марселя ждали, как и договорились. Вдруг прилетает твой Гошка. Морда в крови, весь ободранный. Так и так, говорит, на Базе война.

— В крови? — переспросил Гранцов.

— Ну, немного нос разбил, когда упал по дороге. Марсель сразу за телефон, народ подтянулся, и мы выдвинулись с двух направлений. Только вот с Железняком неудобно получилось. Как думаешь, не будет он к ним приставать, откуда у них оружие?

— Договорятся.

Старое заброшенное кладбище называлось «финским», потому что в его братских могилах покоился прах солдат, погибших в годы финской кампании. В годы перестройки сюда проложили приличную дорогу, вырубили березовые заросли и даже обновили несколько гранитных плит. Сделали это не спьяну и не из любви к усопшим, а только потому, что сюда должен был заехать какой-то Большой Человек со своими финскими Большими Друзьями и совершить над могилами акт примирения. Однако после наведения порядка выяснилось, что под осевшими холмиками лежат только красноармейцы, и ни одного белофинна в радиусе трех километров. Акт пришлось перенести в какое-то другое место, а дорога осталась. Этим сухим и чистым пригорком стали пользоваться дальнобойщики — для ночевок, и областные бандиты — для деловых встреч. Место было удобное. Отсюда трасса далеко просматривалась в обе стороны, но с дороги нельзя было разглядеть даже большой грузовик, если он стоял в кладбищенской аллее между уцелевших берез.

— Как ты собираешься его взять? — спросил Поддубнов. — Он же там не один.

— Посмотрим, — ответил Гранцов и добавил: — Разведаю сначала. Там видно будет.

Когда впереди показался широкий просвет между соснами, Поддубнов остановился:

— Трасса. Выехать на нее?

— Чуть позже, — сказал Гранцов, открывая дверь. — Схожу, гляну. Через десять минут выезжай на трассу. Только не стой, как памятник. Погоняй туда-сюда, я тебя потом где-нибудь поблизости на обочине поймаю.

— Пошли вместе, — предложил мичман.