Андрей Константинов - Адвокат

— Не возражаете, Мария Сергеевна?

— Ну что вы, Сереженька, конечно… Я все понимаю. — Плоткина всегда «все понимала» и редко возражала кому бы то ни было. Мыслями она давно была на пенсии и досиживала в прокуратуре последние месяцы.

Говорили, что когда-то Мария Сергеевна была хорошим профессионалом, но это было давно. Сейчас главной страстью Плоткиной стало вязание спицами по образцам из журнала «Бурда-моден». Это знали все в прокуратуре, но закрывали на это глаза. Все понимали — возраст. Сергей тоже все понимал. Не понимал он только одного — почему дело об убийстве его родителей «расписали» Марии Сергеевне, которая последние три года получала только самые простые, или, как говорил Андрюха Румянцев, адаптированные дела.

К началу «уличной» Челищев, конечно, опоздал. В прокуратуре ему пришлось срочно писать какие-то справки, неведомо зачем потребовавшиеся шефу «прямо сейчас, Сергей Саныч, не откладывая…»

У подъезда Челищевых сиротливо стояли замызганный «жигуленок» и такой же замызганный «воронок». Две старушки с собачками, оживленно обсуждавшие новость — «убивца Челищевых привезли, рожа-то — злодейская», — тактично замолчали, увидев Сергея. На лестничной площадке второго этажа скучал прыщавый милиционер, одетый по моде участковых в коротковатые форменные брюки не доходившие до верхнего края растоптанных ботинок…

Еще двое красавцев, которые, судя по всему, должны были перекрывать площадку четвертого этажа, курили на третьем — напротив двери Челищевых. Одного из них Сергей узнал — в день убийства он ходил по квартире и приговаривал: «Живут же люди…»

В квартире снова было полно народу. Мария Сергеевна с неизменно добрым лицом что-то писала. Сияющий как медный таз, гордый собой Валера Чернов что-то говорил двум несчастного вида понятым, постоянно приговаривая «под Жеглова»: «Значится, так!»

Седовласый специалист-криминалист в потертой кожаной куртке что-то проверял в видеокамере…

Миша Касатонов был пристегнут за руку к худенькому сержанту в огромной фуражке. Миша был очень бледен и постоянно слизывал пот с верхней губы.

— Касатонов, покажите еще раз, как вы наносили удары, — ласковым голосом сказала Плоткина, кивнув Сергею. — Коля, зайди, пожалуйста.

Участковый Коля с готовностью стал изображать Челищева-старшего. Наверное, он в этот момент думал, что в нем погиб великий артист. А может, думал, что еще не погиб.

— Я испугался, — заговорил Касатонов, — хотел бежать, но мужик схватил меня за горло, и я, обороняясь… Сергея затрясло, и он сел на диван, доставая сигарету.

— Володя, снимай! — ласково повернулась Плоткина к криминалисту.

— Покажите, как вы наносили удары.

— Ну, вот так, примерно, — Касатонов махнул правой рукой, прикованной к левой руке сержанта, и замер. Вдвоем они стали напоминать известную скульптуру Мухиной «Рабочий и колхозница».

— Сверху вниз? — уточнила Плоткина.

— Да, — трясущимися губами прошептал Касатонов. — Показать трудно — рука закована…

— Момент, — метнулся к Касатонову с сержантиком Чернов. — Я мигом, Мария Сергеевна… Суетливыми движениями Валера отстегнул Касатонова от сержанта.

— Так как вы били?

— Вот так… — Касатонов махнул рукой сверху вниз, в грудь важного участкового Коли.

Все движения Касатонова были какими-то замедленными, казалось, он о чем-то лихорадочно думал, и Сергей вдруг забеспокоился.

— Покажите еще раз, как? — не отрывая глаз от бумаг, переспросила Плоткина.

— Вот так!

Участковый Коля, казалось, просто сломался от страшного удара ребром ладони в горло. Чернов, получив «вертушку» в голову, падал с не успевшей сойти с лица улыбкой. Криминалист Володя непонятно каким образом отлетел в дальний угол комнаты вместе с видеокамерой, а у ног Касатонова, держась за живот, скулил сержантик, на голове которого каким-то чудом продолжала держаться фуражка. Плоткина подняла от бумаг непонимающие глаза.

— Ты че, блядь, де… — Второй участковый, решивший заглянуть в квартиру на шум, не договорил, вышвырнутый ударом входной двери на лестничную площадку.

— Не стрелять! — истошно заорал Челищев, проскакивая мимо понятых, превратившихся в экспонаты музея восковых фигур, и перепрыгивая через блюющего на пол сержантика…

Касатонов сначала рванулся было вниз, но на площадке второго этажа щелкнул затвором бледный от решимости милиционер. Тогда Касатонов ринулся наверх: «Чердаком уйду!»

Он поступал, не думая. Повинуясь приказам могучего инстинкта самосохранения, он бросился наверх, к люку на крышу.