Андрей Константинов - Судья (Адвокат-2)

Старуха усмехнулась:

— Ну, я хоть бабка и пьющая, но из ума пока еще не вышла — вчера Семен в прокуратуру заявился, а сегодня ты приходишь и разговор о нем невзначай заводишь…

— Постой, постой, баб Дусь, в какую прокуратуру…

— Да в нашу, в какую еще… А что ты так удивляешься? Сейчас многие растратчики да фарцовщики солидными бизнесменами стали, а Семен-то рангом повыше был… Так что с полным правом нанес, можно сказать, официальный визит нашему руководству… Я как его увидела — чуть ведро не выронила. Раздобрел он, постарел, но узнать можно. Это меня вот уже никто не узнает. И он не узнал. Важный такой стал, солидный. Хотя он и раньше себя подать умел… Наверное, явился серьезные вопросы о «безвозмездной» помощи правоохранительным органам решать. И депутат этот, Троцкий, при нем суетится, шмыгает, как церковный староста проворовавшийся… У Прохоренко в кабинете заперлись, потом к ним еще из ГУВД генерал Хомяков подъехал…

— Погоди, баб Дусь, какой депутат Троцкий? — затряс непонимающе головой Челищев.

— Ну этот, как его… Глазанов. Вылитый Троцкий — бородку свою козлиную все время щиплет и пенсне протирает…

— Глазанов?!

Видимо, Евдокия Андреевна услышала в возгласе Челищева не удивление, а недоверие, потому что, обиженно поджав губы, встала, отошла в угол комнаты и начала, что-то бормоча, рыться в груде сложенных прямо на полу книг и каких-то папок.

Челищев между тем, судорожно затягиваясь сигаретой, сращивал в мозгу концы с концами:

«Ну, конечно… Гаспарян говорил про „доверенное лицо“… Это и есть господин депутат…

Интересно, почему они его так подставляют… Хотя, постой, почему подставляют? Он же депутат, пользуется неприкосновенностью, его в разработку ни менты, ни комитет взять не могут, ни наружку поставить, ни единицу… Идеальный курьер, и риску никакого… Ай да Антибиотик… Или Глазанов — человек Гаспаряна? Нет, скорее, все-таки, Виктор Палыч — хозяин… Круто люди работают, круто… Значит, они — «безвозмездную» помощь, а им — гаишные эскорты до границы с Эстонией? И все законно, чинно, благородно… Все для блага России… и отдельных ее граждан…»

Между тем баба Дуся вернулась к столу, держа в руках пухлую бухгалтерскую книгу в черной клеенчатой обложке.

— Вот, смотри, Сергуня. Я в эту книгу разные интересные факты заношу про наше замечательное руководство. Они-то меня за человека не считают, внимания не обращают, а я домой приду — запишу, что видела… Может, потом когда-нибудь и пригодится кому-нибудь, если хозяин в стране найдется, может, начнут порядок наводить… Грех так говорить, но иногда даже думаешь: «Сталина на вас, сволочей, нет…» Вот смотри, у нас сейчас февраль, последнюю запись я сделала сегодня.

В книге аккуратным почерком были проставлены даты, под ними шли лаконичные записи. Это была своеобразная летопись прокуратуры: кто с кем встречался, кого куда назначали, какие вывешивались приказы, по каким поводам проводились пьянки, кто кого трахал в кабинете… Рядом с фамилиями некоторых посетителей стояли звездочки, а в конце книги на этих людей давались короткие объективки — число, место рождения, адрес, судимости (если были), род занятий…

— Ну, ты даешь, баба Дуся… А адреса-то как пробивала?

— Я же тебе уже говорила, Сережа: из ума еще не выжила, помню, как что делается…

Челищев машинально запомнил адрес и телефон Глазанова. Депутат жил в «доме еврейской бедноты» на Финляндском проспекте, за гостиницей «Санкт-Петербург».

— Да, ну и кондуит, — качал головой Сергей, листая книгу. — Почитать такую простому человеку — его кондратий хватит.

Евдокия Андреевна налила себе еще рюмку.

— Ты, Сережа, наверное, думаешь — совсем рехнулась бабка, компроматик непонятно для чего собирает, шпионит… Только я ведь про нормальных людей ничего не пишу — о своих, к слову, художествах ты здесь слова не найдешь… Да и делаю я это так, для себя: на бумагу выплеснешь, и вроде душа меньше болит… Никому эта книжка не понадобится, а про хозяина в стране — это я так, от обиды сказала…

Баба Дуся говорила что-то еще, но Челищев уже не слышал ее — глаза его вдруг стало заволакивать розовым туманом, а выбрасываемый в кровь адреналин грозил разорвать сердце: в записях августа 1992 года, за два дня до даты гибели своих родителей, Сергей нашел упоминание о визите Глазанова к Никодимову — первому заместителю прокурора города Николая Степановича Прохоренко… Сергей сам не мог понять, отчего его так затрясло…