Андрей Константинов - Журналист

— Ничего, не нервничай, — спокойно сказала скинувшая с себя к тому времени кимоно Марина. — Сейчас мы твоего птенчика орлом сделаем…

Она присела на корточки перед стоявшим посреди комнаты голым Обнорским и деловито начала работать губами и языком… Несмотря на весь ее опыт и профессионализм, до орла птенчик Андрея так и не дорос — дальше полудохлого грача дело не продвинулось, тем не менее Рыжова опрокинула Обнорского на кровать, уселась на него и впихнула-таки в себя его вялое хозяйство. Постепенно Андрей все же завелся, а под конец и вовсе разошелся — физиология, будь она неладна, взяла свое, ведь со дня последнего свидания с Леной прошел уже почти месяц… Когда все кончилось, Обнорский торопливо выбрался из кровати и схватился за спасительную сигарету, стараясь не смотреть на телеса мокрой от пота Марины. Потом он полностью оделся и снова включил в кармане пиджака диктофон.

— Ты знаешь, я, наверное, пойду уже… Что-то я сегодня не в форме… Да и завтра вставать рано и тебе, и мне… Спасибо. Все было чудесно. — И Андрей сделал поворот корпусом к дверям, как будто собирался уходить.

— Постой, — подскочила с кровати Рыжова. — Как это спасибо?! А деньги?

— Какие деньги, Мариночка? — включил дурака Обнорский. — Разве мы не по любви с тобой грех поимели? А любовь — она выше денег…

Рыжова просто лишилась дара речи от такой наглости. Впрочем, ненадолго. Выкатив глаза, она подскочила к Андрею и схватила его за лацканы пиджака:

— Ты что дурочку валяешь?! Как трахаться — так давай, а как расплачиваться — про любовь заговорил?! Где деньги, скотина?

— Какие деньги? О чем речь, дорогая? — продолжал придуриваться (причем, надо отметить, с явным удовольствием) Обнорский.

— Как это какие?! — чуть ли не во весь голос завизжала Рыжова. — За трахание, вот какие!

— Ах, это… — решил наконец прекратить балаган Андрей, потому что Марина уже доходила до состояния полной невменяемости. — Нет проблем. Только напомни — сколько? Я от тебя голову потерял совсем, всю память поотшибало… Шварц вроде говорил — полтинник?

— Семьдесят! — злобно отрезала Рыжова. — Пятьдесят баксов в прошлом году было…

— Понятно, — засмеялся Андрей. — Надбавка по условиям военного времени. Ладно, Маринка, ты извини — я просто похохмить хотел. Держи — и сдачи не надо. Все действительно было классно. Жаль только, что я не на высоте оказался. Устал я что-то…

И Обнорский протянул Рыжовой стодолларовую купюру.

Увидев деньги, Марина сразу успокоилась, взяла доллары и крепко стиснула купюру в кулачке.

— Ну и шуточки у тебя, Обнорский. Тоже мне, хохмач нашелся. А насчет того, что получилось не очень, не переживай, все образуется. Ты парень сильный, просто с первого раза так случается иногда. Первый блин — он часто комом бывает…

— Когда второй испечем? — улыбнулся через силу Андрей — у него опять в левой половине головы проснулась боль, хотелось как можно быстрее добраться до дома и принять таблетку анальгина.

— Когда? Ну, скажем, послезавтра… В это же время… Ты как? Устроит?

Рыжова явно сменила гнев на милость. Обнорский хоть и заставил ее понервничать, зато заплатил больше, чем она рассчитывала.

— Конечно устроит. До встречи, дорогая! Андрей быстро чмокнул Маринку в щечку и неслышно выскользнул из ее квартиры…

У себя дома он принял сразу две таблетки и около получаса, изнемогая от боли, вертелся на кровати, втискивая в подушку раскалывающийся лоб. Когда приступ наконец начал стихать, Андрей пошел в ванную и долго мылся, будто пытался соскрести со своего тела прилипшую к нему невидимую грязь. Плохо и муторно было Обнорскому, он чувствовал себя еще большей блядью, чем Рыжова, а ведь свой план он выполнил лишь на треть… Андрею очень захотелось выпить. У него в комнате была заначена бутылка спирта как НЗ на самый крайний случай. Обнорский даже достал ее, но потом все же пересилил себя и убрал обратно. Нельзя ему сейчас было расслабляться, никак нельзя. У бегущей по следу гончей должна быть ясная голова…

Спал Андрей в эту ночь плохо — ему снились вместе и по очереди Лена, Маша и Виолетта — каждая в чем-то его упрекала… Нет, Лена, кажется, ни в чем не упрекала, она просто молча смотрела на Обнорского и грустно улыбалась. Во сне Андрею представилось, что все происходит в Ленинграде, но на Лене почему-то была надета белая разодранная блузка, перепачканная кровью…

Весь следующий день Обнорский ходил хмурым и абсолютно разбитым, так что Сиротин даже спросил: