Кирилл Казанцев - Крематорий

– Да, все в порядке. Проехал бы только что, следы бы остались.

Въехав на горку, Машлак затормозил. Тяжелая машина проскрипела тормозами и замерла.

– Хоть и старая, но немцы технику хорошую делают, – ухмыльнулся бывший чекист, поднимая один из рычагов с пола кабины.

Загудел насос, гидравлика опустила упоры и приподняла цистерну с опорной платформы. Седельный тягач выехал из-под емкости с топливом. Теперь он казался неуклюже коротким, но зато вертким – короткое шасси с огромной кабиной. Грузовой «Мерседес» легко скатился в широкий кювет. Машлак погасил фары и выключил двигатель. Вокруг воцарилась гнетущая тишина. Не было слышно ночного пения птиц, не шелестел листвой лес, от деревни не доносился собачий лай. Огонь уничтожил все живое в округе.

Машлак сунул пистолет за пояс и выбрался из машины. Цистерна, замершая на самом верху подъема, смотрелась сквозь дымку гари величественно и грозно, как военный корабль на рейде. Сухая трава под ногами пылила пеплом. Машлак взошел пологим откосом на дорогу, вытащил из бокового отсека на цистерне толстенный гофрированный шланг и размашисто принялся откручивать сливной вентиль. В недрах цистерны жалобно булькнуло, шланг толщиной с человеческую ногу ожил. Из него на усыпанный мелким, как мука, пеплом асфальт мощным потоком хлынул высокооктановый авиационный бензин. Топливо разливалось широким ручьем, подхватывало обугленные листья, несло их с собой с горки. Дорога потеряла свой матово-серый облик, превратилась в блестящую полосу, уходящую вниз, в ночную дымку. В воздухе резко запахло бензином.

Машлак потряс коробком, внутри затарахтели спички.

– Почти полный, – ухмыльнулся он и отступил на шаг.

Радьков, все еще красный от натуги, сидел за столом в кабинете. Журналистка снимала микрофон с лацкана его пиджака, оператор молча собирал камеру. Безжизненный эфирный монитор стоял возле стола. Губернатор прокручивал в мыслях те слова, которые еще мог бы произнести в эфире. И так и сяк выворачивал фразы, чтобы только развеять, дезавуировать сказанное ранее.

Журналистка словно читала его мысли:

– Из Останкино передали, что больше выходов в эфир не будет.

Телевизионщики переглянулись и посчитали за лучшее покинуть кабинет. Радьков представлял собой жалкое зрелище. Он прошелся взглядом по телефонным аппаратам на приставном столике. Они были одним из символов его могущества, но сейчас дружно молчали.

– Уж лучше бы позвонили сами, – вздохнул губернатор.

Телефонное молчание, то, что никто не потребовал от него объяснений, свидетельствовало только об одном – губернатора списали со счетов. Можно было самому снять трубку, несмотря на поздний час, связаться с теми, благодаря кому он и взошел на областной олимп. Но Александр Михайлович твердо знал, как поступают его соратники в случаях, когда один из них серьезно оступается – не берут трубку, становятся недоступными. Зачем протягивать руку помощи обреченному? Ведь и сам можешь полететь вслед за ним в пропасть! Он знал это по собственному опыту – сам старался избегать попавших в опалу товарищей по властной вертикали.

Радьков подобрался, вышел в приемную. Там, почему-то стоя, его ожидал начальник охраны. Солидный мужчина смотрел мимо губернатора.

– Это... вот чего... – Губернатор почувствовал тошноту. – Машину к подъезду. Едем домой.

– Я распоряжусь подать во внутренний двор.

– Как хочешь, – махнул рукой губернатор, чувствуя такую невыносимую жалость к себе, что хотелось расплакаться прямо у себя в приемной. Он ослабил узел галстука, затем, подумав, просто снял его и расстегнул воротник. Губернатор и охрана молча прошли вымершим, слабо освещенным коридором. Мягкий ковер гасил звуки шагов.

«Беззвучно идем, как призраки, – подумалось Радькову. – И даже тени не отбрасываем».

Лифт с тихим гудением опустился. За время короткого путешествия губернатор тупо пялился на панель с кнопками этажей, при этом ему казалось, что начальник охраны ухмыляется за его спиной.

Вроде все было, как всегда. Никто пока ни слова не сказал Радькову о его выступлении. Кортеж привычно ожидал хозяина области во внутреннем дворике. Дверцу перед губернатором распахнули. Но в воздухе уже витало что-то неуловимое. Радьков чувствовал, как власть в одно мгновение ускользнула из его рук, и поймать ее вновь уже не удастся. Хотя атрибуты этой самой власти все еще окружали его.

– Домой, – произнес он, не глядя на водителя.