Алекс Берн - Сезон охоты на Охотника

— Значит, так! — сказал Охотник. — Все надписи на ящиках закрась. На неделе придет грузовик и заберет груз. О времени прибытия я сообщу. Теперь о деньгах. Возьмешь наличными?

— На фига они мне! — махнул рукой Георгий Владимирович. — Сын вместе с семьей в Австралию едет. Так пусть бизнес там организует. Родина мне изменила, так что для меня теперь мои внуки — Родина!

— Хорошо! — ответил Охотник. — Мой человек в ближайшее время свяжется с ним. Можешь мне верить.

— Не смеши меня! — ответил Георгий Владимирович. — Тут себе не веришь, а не то что… Эх! Мне от этих ящиков хоть бы избавиться и уснуть спокойно! А то, веришь, — за последние два года ни одной ночи нормально не спал!

— Я же сказал, что заберу! — заверил Охотник. — Три-четыре дня, — и все! Один, кстати, я прямо сейчас возьму. Помоги погрузить!

Они вдвоем засунули один из ящиков в фургон, на котором приехал Охотник. Охотник включил двигатель и кивнул Георгию Владимировичу:

— Ну, бывай!

— Счастливо! — отозвался Георгий Владимирович.

Пока Охотник разворачивался на фургоне, Георгий Владимирович запер гараж, уселся на корточки и закурил. Выезжая из узкого прохода, Охотник увидел в зеркало заднего вида его поникшую фигуру в офицерской рубашке без погон и мрачно подумал: „Эх, обломки Империи!“

22 августа 1994 года, 11.20.

Так усердно разыскиваемый Самойловым и его американским коллегой представитель генерала Драгича и не думал прятаться. В этот момент он находился в снятой им на несколько дней частной квартире на Шипиловском проезде, пил кофе и любовался живописным видом, открывавшимся с двенадцатого этажа. Отсюда прекрасно был виден и почти весь ансамбль Царицынского дворца, и кусочек Царицынского пруда и, конечно, крыша особняка, в котором сейчас находился генерал Хладов.

Зазвонил телефон. Серб снял трубку. Глухой голос произнес:

— На одиннадцати часах медная голова. Ровно в три.

Серб положил трубку, взял мощный полевой бинокль и несколько минут смотрел в окно. Потом улыбнулся, поставил бинокль на стол и налил себе еще кофе.

22 августа 1994 года, 14.35.

Охотник вылез из фургона и направился к подъезду. Он был облачен в комбинезон с надписью „Мослифт“ и нес в одной руке небольшой чемоданчик, а в другой — длинный сверток. Поднявшись на крышу дома, Охотник заблокировал все выходы на крышу из подъездов, затем приступил к делу.

Он развернул сверток. Под полиэтиленом обнаружился зеленый пластиковый контейнер, один конец которого был затянут плотной пленкой. Охотник подсоединил чемоданчик шнуром к разъему контейнера. Затем укрепил на треноге металлическую трубку с окуляром. Глядя в окуляр, он выставил направление и зафиксировал опорные кронштейны треноги. Тянущийся от трубки кабель Охотник подстыковал к разъему на чемоданчике.

Закончив монтаж, Охотник откинул крышку чемодана. Там обнаружился маленький электронный дисплей с клавиатурой. Охотник набрал насколько команд. По дисплею побежали строчки, затем в командной строке высветилось сообщение: „Программа введена. Готовность 0. Время пуска 15 минут“.

Охотник закрыл крышку, отсоединил чемоданчик. Покидая крышу, он закрыл дверь на замок, обломав пассатижами торчащее из замочной скважины ушко ключа. Сев в фургон, он посмотрел на часы и довольно улыбнулся: весь процесс подготовки занял не более пятнадцати минут вместе с подъемом на крышу и возвращением назад.

22 августа 1994 года, 14.55.

Никифоров приехал на очередной доклад к Хладову. Впрочем, никаких новостей не было. Как не было и указаний от Хладова. Хладов молча сидел в тени деревьев за столиком и пил чай с тульским пряником. Никифоров кашлянул и спросил:

— Будут ли какие-нибудь указания, Вадим Николаевич?

— Работайте, Виктор Петрович, работайте, — рассеянно ответил Хладов. Он поставил стакан с чаем на столик и вдруг сказал:

— Какова, на ваш взгляд, отличительная особенность этого места, Виктор Петрович?

И сам ответил:

— До ближайшей точки, откуда можно выстрелить из винтовки по окнам верхнего этажа, — больше километра. Нижний этаж и двор вовсе не просматриваются. Ну что ж, поглядим, что предпримет Охотник. Сейчас наступила его очередь сделать ход.

Никифоров хотел что-то спросить, но не успел. Голова стоявшего напротив них бронзового Дзержинского исчезла в ослепительной вспышке. Грохот взрыва ударил по ушам. Никифоров упал в кусты, закрыв голову руками и нервно ожидая следующего взрыва. Пришел в себя он только от того, что кто-то перевернул его на спину. Это был расторопный сержант. Он тоже был испуган до зеленой бледности, а руки тряслись, как в приступе лихорадки.