Всеволод Бенигсен - ВИТЧ

— На то есть несколько причин, — не дожидаясь ответа, сказал Зонц, присаживаясь на подоконник и закуривая. — Во-первых, я должен был вас увидеть лично. Мало ли. Не люблю, знаете ли, общение вслепую. Во-вторых, насколько я понимаю, вам нужны участники альманаха «Глагол». Куперман, Блюменцвейг, Файзуллин и прочие. Без них книги не будет.

Максим заинтересованно приподнял голову — для постороннего человека Зонц был неплохо осведомлен.

— Вас удивляет моя информированность? — в очередной раз прочитал мысли собеседника Зонц. — Все очень просто. А может, и не очень. Начнем с того, что ваши бывшие приятели и будущие персонажи вашей же книги находятся на территории России. Более того, они проживают в одном месте.

— Тюрьме? — испуганно спросил Максим, ибо это было первое, что пришло на ум.

— И да и нет, — замялся Зонц. — Точнее, так. Они находятся в одном небольшом закрытом городе. Я не знаю деталей, но подозреваю, что в свое время их всех туда свезли с целью изолировать от общества. Вроде ссылки. Правда, ссылки довольно жестокой, так как, насколько я понимаю, все это скорее напоминало трудовой лагерь.

«Так вот куда полетел самолет», — подумал Максим.

— Любопытно, что произошло это в советские времена, а они до сих пор находятся там.

— Как это? — вздрогнул Максим.

— Видите ли… этот город есть в некотором роде заповедник или, точнее, музей. Музей уникальный, ибо подобных экспериментов с творческой интеллигенцией никто нигде больше не проводил. И жители этого города, некоторые из них — ваши друзья, берегут и охраняют этот музей. Как своего рода памятник тем ужасным годам, которые они там провели. Мемориал, одним словом. Суть заключается в том, что культурный отдел при президенте, который я возглавляю, хотел бы провести… хотел бы оформить этот музей как действительно культурно-исторический памятник. Для этого нам надо привести город в порядок, подправить коммуникации, сделать ремонт. В общем, превратить его в культурный объект общероссийского, а возможно, и мирового масштаба.

— И при чем тут я? — спросил Максим, удивившись, что еще в состоянии задавать вопросы после всей информации, которую обрушил на него Зонц.

— А вот тут мы и переходим к теме нашей встречи. Вы ведь прекрасно знали Купермана.

— Ну, прекрасно — это сильно сказано, — поспешно открестился Максим, который не любил брать на себя лишнее. — Но в общем неплохо.

— Ну, Купермана, Файзуллина… Неважно. Важно то, что все они оказались людьми довольно упертыми и… не желают покидать свой город-лагерь-музей. Они вообще как будто немного законсервировались там. А для проведения ремонтных и прочих работ нам необходимо на время… подчеркиваю, только на время, недели на две, выселить немногочисленное население города. Дадим им жилье на первое время, в городе… ну и так далее. Но они люди старой закваски, никому не верят, подозревают худшее…

— То есть?

— То есть то, что, сделав полноценный музей, мы уже не позволим им там дальше жить. А это неправда. Более того, они как свидетели, как участники того трагического эксперимента будут нам очень полезны. Короче говоря, нужен человек, которому они верят, которого знают, которому доверяют. И такой человек есть. Это вы. Ведь они вам доверяют?

— Доверяют, наверное, — пожал плечами Максим и тут же почему-то вспомнил, как Куперман в свое время отказался дать ему машинописный экземпляр «Архипелага ГУЛАГ», мотивировав это как раз тем, что совершенно не доверяет Максиму.

— Вот видите, — обрадовался Зонц. — Задача вам вполне по силам. Более того, воспринимайте ее как некую культурную миссию. Что же взамен? — спросите вы.

Максим совершенно не собирался задавать этот вопрос, но из вежливости кивнул. Похоже, Зонц обладал способностью угадывать лишь некоторые мысли собеседника.

— Взамен вы получаете возможность со всеми ними встретиться, обсудить вашу будущую книгу, взять интервью, восстановить события далеких семидесятых и так далее.

— Это очень мило, конечно, — выдавил после длинной паузы Максим. — Но все же мне многое непонятно.

— Вот и проясните на месте.

— Я не о том. Ведь был еще и Яков Блюменцвейг, мой однокурсник, который тоже летел в Мюнхен. Но, насколько я знаю, он живет своей жизнью и ни в каком закрытом городе не находится.

Зонц усмехнулся и задумчиво потеребил кончик носа.

— Да. Блюменцвейг — в некотором роде исключение. Врать не буду. У нас имеется список всех сосланных в этот город. И в этом списке присутствует и Блюменцвейг. Но, к сожалению, нам не удалось выяснить, каким образом Блюменцвейг покинул лагерь. Возможно, вам, в смысле нам, удастся узнать это на месте.