Всеволод Бенигсен: ВИТЧ

— Рвем когти! — завопил Блюменцвейг и метнулся в темноту.

Кручинин, опешивший от такой смелой выходки Якова, на долю секунды задержался, но затем рванул следом.

— Стоять!!! — завопил Ледяхин.

Блюменцвейг и майор, пригнув головы, понеслись во весь опор к темнеющему вдали лесу.

— Расходимся, майор! — крикнул Яков и сделал резкий скачок влево. Майор метнулся вправо. Застрекотала автоматная очередь. Блюменцвейг услышал свист пуль и почувствовал, как обожгло правое ухо, но это только придало ему сил. Краем глаза он заметил, как Кручинин охнул и, взметнув руки, рухнул оземь. Сначала Яков хотел рвануть к майору на помощь, но, испугавшись за свою жизнь, передумал и, виляя всем телом, как загнанный заяц, продолжил свой зигзагообразный бег по направлению к лесу. Еще какоето время слышалась автоматная очередь, но явно палили наугад, просто в темноту. Минут через двадцать Блюменцвейг уже несся по лесу, раздвигая руками хлещущую по лицу листву и хрустя сухими ветками. Еще через несколько минут выскочил на какое-то пустынное шоссе. На его счастье, вскоре показался грузовик. Водитель согласился взять взъерошенного и грязного странника с собой.

— Только на одном условии, — строго сказал шофер.

— Каком еще условии? — тяжело дыша, спросил Блюменцвейг.

— Анекдоты знаешь?

— Какие анекдоты?

— Обыкновенные. Про Брежнева или чукчу. А лучше про Рабиновича.

— Допустим, — удивленно ответил Яков и пощупал мочку задетого пулей уха — ничего страшного, царапина.

— Вот! — обрадовался водитель. — Будешь рассказывать мне анекдоты. Я в дороге уже почти четырнадцать часов. Мне спать нельзя, а я мужик с юмором. Если ржу, сон как рукой снимает.

— Мать твою, — тихо выругался себе под нос Блюменцвейг, но делать было нечего. Он полез в кабину и в течение следующего часа, перепачканный землей и едва избежавший смерти, травил анекдоты. Все, которые только мог вспомнить. Водитель был очень доволен и громко хохотал, хлопая себя по ляжке тяжелой шоферской рукой.

Максим и Толик мчались по ночной Москве. Мимо мелькали огни вывесок и рекламных щитов, сливаясь в одну бесконечную радостную кашу. Максиму почему-то вспомнились слова Зонца об искусстве как о свете, к которому должны тянуться люди, и о том, что сейчас вместо этого света по всей стране разноцветные лампочки горят.

— Слушай, — прервал молчание Толик, — а что у тебя с книгой? Издатель так и не позвонил?

— Нет, — хмуро ответил Максим. — Да и не надо. Нет никакой книги. И издателя нет. И жены нет. И семьи нет. И уютного дивана с собакой нет. И плазменного телевизора. И вообще ничего нет. ВИТЧ и жопа.

— Че за ВИТЧ? — сказал Толик, продолжая равнодушно крутить руль и созерцать летящую навстречу Москву.

— Да я и сам не знаю. Один товарищ мне говорил, что это когда интеллигенция мечется между государством и народом вместо того, чтобы собой заниматься. А другой говорил, что это когда она перестает метаться. Вот я и думаю, где тут истина…

Толик хмыкнул и включил радио.

«И снова немного настоящего ретро, — сказал бодрый голос ведущей, — на волнах "Радио Новая жизнь ФМ". Музыка Исаака Дунаевского. Слова Михаила Светлова. "Физкультурная"».

После небольшого музыкального вступления с трубами и барабанами бодрый советский хор затянул:

Яркому солнцу навстречу Выйди с утра, молодежь! Выпрями гордые плечи, Силу на ловкость помножь!

Максим невольно вздрогнул. Каждое повторение слова «солнце» звучало как «Зонцу». В этом контексте песня приобретала несколько иное звучание, неприятно подчеркнутое убийственно радостным пафосом музыкального сопровождения: «Яркому Зонцу навстречу выйди сутра, молодежь…»

— Смени волну, — буркнул Максим.

— Тебе не нравится? — удивился Толик и пожал плечами.

Он сменил волну, и Максим уловил промелькнувшее слово «новости».

— …состоялась презентация двухсотого романа известной писательницы Кругловой. Поздравить народную писательницу с этой круглой цифрой пришли известные поэты, музыканты, композиторы… Интересно, что в этот же день у коллеги Кругловой, писательницы Комаровой, состоялась презентация сто двенадцатого романа…

— Этим ВИТЧ не грозит, — хмыкнул Максим.

— А? — вопросительно дернул головой Толик.

— И наконец криминальная сводка, — продолжил ведущий.

— Мне нравится слово «наконец», — сказал Толик, — как будто мы только ее и ждали.

— Слушай, Толик, — сказал Максим, чувствуя подступающую тошноту, — помнится, ты что-то там говорил по поводу напиться. По-моему, самое время избавиться от воспоминаний о зоопарке путем погружения в глубокую алкогольную интоксикацию.