Максим Шахов - Сезон охоты на «кротов»

Зато сразу отметил уважительное, если не сказать, подобострастное отношение к его спутнице. Да и Алексеева здесь стала совершенно другой: уверенной, жесткой, говорила короткими гортанными фразами, не допускающим возражений тоном. Любую попытку несогласия она подавляла одним строгим взглядом и многозначительным молчанием. Только самый старый курд, глава общины, отваживался на какие-то уточнения и объяснения.

Гера впервые узнал, что курдская община в Ливане, куда, предположительно, лежал его путь, очень значительна – до сотни тысяч человек! И уж совсем наудачу – один из ее руководителей приходился близким родственником старого курда в Мюнстере. С ним быстро удалось связаться по спутниковому каналу и объяснить суть дела. Необычность просьбы вызвала, конечно, искреннее недоумение, но заслуженное уважение к главе мюнстерской курдской общины и, главное, упоминание тайного кодового имени Галины – Анахит – быстро его устранили.

Дальнейшие переговоры велись уже без участия Талеева и Гюльчатай. Лишь примерно через час им почтительно сообщили, что просьба госпожи Лейлы – это было обиходное имя Алексеевой – с радостью удовлетворена: московский журналист может встретиться с Хасаном. Причем многоуважаемый Хасан уже сам определил место этой встречи и назначил время с учетом расписания авиарейсов.

…Приятный и негромкий голос из динамиков почтительно уведомил уважаемых пассажиров на борту, что самолет приступает к плановому снижению и через двадцать минут совершит посадку в городе Триполи, Ливанская Республика…

Многоуважаемый Хасан выбрал для встречи небольшое кафе с открытой верандой, расположенное на окраине города. Таксисту из аэропорта оно оказалось хорошо известно, и он доставил туда Талеева не более чем за полчаса.

Гера не был фаталистом, но сейчас полностью положился на свою судьбу. Скорее потому, что по здравом размышлении пришел к выводу: лично от него в сложившейся ситуации мало что зависит. Поэтому с самого момента посадки самолета он не стал скрупулезно проверяться на предмет какой-нибудь слежки. Если это люди Хасана – что было бы вполне закономерно, – они лишь проконтролируют его «доставку» до места. А если кто-то другой… Что ж, здесь это становится уже проблемой самого Хасана! Сознательно он, журналист, не «тащит за собой хвост».

Впрочем, многими годами выработанные навыки не дремали, но если наблюдение за ним и велось, то на хорошем профессиональном уровне: Гера его не засек. Он устроился за пустым столиком под ярким зонтом с небольшой, но неизменной многоуровневой металлической вазой с фруктами. По его просьбе официант принес чашку кофе…

Талеев настолько сосредоточился на предстоящем разговоре, что совершенно не заметил, с какой стороны возник у его столика высокий представительный араб во фланелевом костюме европейского пошива и жестом осведомился о возможности занять свободное место. Гера вежливо сообщил по-английски, что столик занят. Однако араб не обратил никакого внимания на этот ответ и по-хозяйски расположился на соседнем с журналистом свободном стуле. Талеев повторил по-французски, а потом по-немецки:

– Простите, столик занят!

Араб окинул его бесцеремонным взглядом маслянисто-оливковых глаз и приблизил свои губы к уху Геры:

– В этой стране для меня нет ничего занятого! – Его английский был безупречен. – Или вы так и не поняли, к кому приехали, господин русский журналист?

Ни в одном источнике Талееву так и не удалось обнаружить даже самую плохонькую фотографию Хасана. Ориентироваться приходилось лишь на словесное описание. А здесь были явно заметны кое-какие нестыковки. К тому же журналист терпеть не мог хамства.

– В коротком списке моих предполагаемых контактов числятся только высокоуважаемые господа. Вы в число таковых определенно не входите. – Гера отхлебнул кофе и съел виноградину из вазы. – Очень жаль, если в «этой стране»…

Договорить он не сумел: лицо его визави почему-то странно расплылось, перевернулось, потом съежилось до размеров теннисного мяча вместе со всем окружающим пространством и, полыхнув нестерпимо белым взрывом, рассыпалось в разные стороны мириадами ослепительно сияющих звездочек. Наступила кромешная тьма…

…Журналист сидел на груде небольших подушечек, хаотично разбросанных по всей поверхности большого низкого дивана. Именно сидел, поджав разутые ноги, а не лежал, что было бы более естественным. Наверно, он сначала шел, потом разулся и взгромоздился на свое мягкое ложе, а только тогда очнулся… Нонсенс. Значит, кто-то проделал все эти процедуры с его послушным, безвольным телом, возможно, спящим, а затем разбудил…