Аслан Кудабаев: Сила одного

— А что случилось со Шрамом и с Наташей? — снова спросил фээсбэшника Данко.

— Их больше нет. Они погибли. Тяжело раненный Николаем Шрам скончался на руках у Наташи. После этого она— прямо в тот момент, как в бар ворвались наши люди, — застрелилась из пистолета.

Потупив голову, Данко минуту молчал. Затем, взглянув прямо в глаза фээсбэшника, глухо спросил:

— А что теперь будет с нами троими?

Подполковник ответил:

— А ничего. Как только выйдет приказ министра обороны об увольнении в запас, твои друзья еще немного послужат— до первой партии, — а потом их уволят, и они могут спокойно ехать домой. Их действия здесь, на даче, мы признаем правомерными и к суду привлекать не станем.

Оба— Малыш и Большой— при этих словах облегченно вздохнули. Зато Данко стало как-то не по себе.

— А что будет со мной? — снова поднял он глаза на фээсбэшника.

— Ну, с тобой, Шагаев, будет сложнее…

Все-таки ты положил столько народу. Убежал с оружием из “гарнизонки”. Ну и так далее— сам, в общем, знаешь. Но я думаю, для тебя тоже все обойдется. Поскольку в немалой степени благодаря тебе нам удалось взять эту банду. Именно ты заставил их светится, сунув свой нос в их дела, и тем самым заставил их засуетится, побуждая делать неправильные шаги. Но все-таки закон есть закон. И коли есть преступления— неважно, совершенные о какой причине, — значит должен быть и справедливый судебный процесс. Даже если это будет простая формальность. Так что, Шагаев, тебя ждет суд. Но будь спокоен— я, от имени своего управления, обещаю тебе поддержку. Полное содействие и хорошего адвоката. Ну а до суда мы походатайствуем, чтобы тебя не закрывали на гарнизонку, а разрешили, под подписку, находиться на территории части. Надеюсь, ты не дашь деру, Шагаев? Ну а теперь, — сказал фээсбэшник, заканчивая и изучающее оглядывая друзей, — я думаю, вам все стало известно и понятно.

Данко в одиночестве шел по пустынной дороге. Временами останавливался, оглядываясь назад, смотрел: не видно ли попутных машин? Машин не было. Жарко. И сильно хотелось курить. Данко достал из кармана сигареты и зажигалку и закурил. Руки у него не дрожали. А с чего бы им было дрожать? В душе его царили тишина и покой. Больше ему ничего не грозило. Ни дисбат, ни тюрьма.

Состоявшийся над ним через месяц после всех происшедших в баре “Амазонка” и на даче “кэпа” событий суд признал его, рядового Шагаева, полностью невиновным. Действовавшим в результате вынужденных обстоятельств. И, кроме того, своими действиями оказавшим неоценимую помощь государственным силовым органам в задержании опаснейшей преступной группы. Конечно, Данко ясно сознавал, что выпутаться из всей этой истории невредимым— то есть неосужденным, да еще с такими безоговорочно оправдательными вердиктами— ему удалось только благодаря содействию фээсбэшников. Подполковник полностью сдержал свое данное Данко слово. Обеспечил полную поддержку и защиту в зале суда. К тому же и судьи, видя такую опеку со стороны влиятельных фээсбэшников, не очень-то и наседали на подсудимого, хотя он и был всего лишь обыкновенным солдатом.

В общем, теперь Данко полностью был свободен. Оправдан судом, уволен новым командованием полка в запас. Правда, несколько позже, чем были уволены в запас Малыш, Большой и другие его однопризывники-“дембеля”. Но это уже не имело значения. Он был наконец-то абсолютно свободен.

И сейчас он, в гражданской одежде, со спортивной сумкой, шел по пустынной дороге, чтобы добраться до соседнего города на какой-нибудь попутной машине. На автобус он опоздал, а сидеть и ждать следующего несколько часов в душном и тесном автовокзале Данко совсем не хотелось. А денег на такую роскошь, как такси, у него не было. Поэтому он и решил прогуляться по трассе— авось повезет, да кто-нибудь подбросит до соседнего города. В соседнем городе— через который проходит железная дорога— он сядет на поезд. Потом вернется на родину. А может быть, поедет куда глаза глядят. Хочется повидать мир. А дома ему делать нечего— Танька его больше не ждет. А Наташи, к которой он успел все-таки привязаться и которая любила другого, тоже уже нет в живых. Да и не это теперь главное— найти свое место, как-то устроиться в этой, пока еще непривычной гражданской жизни. А все остальное— приложиться само собой.

Внезапно за его спиной раздался визг тормозов. Обернувшись, он увидел, как прямо перед ним остановилась машина— красный, сверкающий на солнце, спортивный “Пежо”. Из опущенного бокового окна на него своими большими темно-карими глазами взглянула красивая девушка, чье прелестное лицо овевала волна густых и темных волос.