Аслан Кудабаев - Сила одного

— Да с чего ты взял, что Салахов с Платоновым к телкам ходили? — перебил малыша Данко. — Мало ли куда могут ходить “салаги”…

— Ну, во-первых, они у меня гражданскую одежду просили. Я их, конечно, послал, да еще хотел по морде нахлопать за такую наглость. Но они давай канючить, что вот, к Платонову подруга приехала. Издалека. В общем, пообещали мне бабки, если я дам им “гражданку”…

— Вот уроды, а все ноют: денег нет. — подскочил со своего места Малыш.

Каптерщик на него даже не посмотрел:

— В общем, “гражданку”— то я им все-таки дал, но больше ее так и не видел. И обещанных денег— тоже. Этот скотина Платонов больше в часть так и не вернулся. Дернул тогда в “соч”, и точка. Я пробовал тогда же “нагрузить” Салахова за такое кидалово, но он был весь какой-то не в себе, весь какой-то потерянный, что ли. Как будто червяка проглотил. Или каблук от сапога потерял, честное слово. Ну, думаю, еще этот сдуру сбежит или чего-нибудь с собой сделает. А мне потом отвечай. Ну их к черту, подумал, этих “салаг” с этими старыми гражданскими тряпками, пропади они пропадом— лучше спокойно сидеть и ждать “дембеля”. А потом, как узнал, что Салахов повесился, ну, думаю, хорошо, что не стал трогать парня. К тому же ведь он тоже мой “зема”…

— Странно… — почесал затылок Данко Шагаев. — Мне он ничего такого не говорил… Да и сам я ничего особенного не заметил…

— А у них теперь, у этих “салаг”, ничего не заметишь, — снова подскочил со своего места уже слегка захмелевший после третьей стопки Малыш. — я вот недавно, как только зарплату выдали, подхожу к Никитину, говорю: “Давай денег”. А он: “Нету, другие “деды” забрали”. Я говорю: “Кто?” А он: “С другой роты, чужие”. Я не выдержал, как дал ему промеж глаз, он свалился, смотрю: из-под кителя “червонцы” посыпались. Ну, думаю…

— Да подожди ты! — поморщившись, оборвал его Данко и обернулся к Жорке — Так ты говоришь, что случилось перед тем, как сбежал Платонов? Да, припоминаю, они с Салаховым вроде бы кентовались. Кстати, Платонов тоже не показался мне похожим на черта. На того, кто может сбежать…

— Да кто их всех знает… — медленно и глубокомысленно протянул нисколько не захмелевший Большой. — Разве по одному внешнему виду о человеке узнаешь, что у негог на уме?

— Да все это ерунда! — сливая остатки водки из фляжки, снова встрял в разговор Малыш. — Бить их почаще надо, тогда дурные, тоскливые мысли повылезут…

— Из тебя, видно, вылезли, — раздраженно бросил Малышу Данко, — одна херня на уме…

— А че? Скажи, не прав? Забыл, как мы в свое время…

— Помню. Но сейчас уже время другое…

— С хрена оно другое? На “гражданке” может быть, и другое, а здесь, в армии, время всегда одно…

— Черт с ним, со временем, надоел ты мне со своей “дембельской” тягомотиной. Тоже мне умник выискался. — Данко повернулся от Малыша к каптерщику: — Скажи, форма и личные вещи Салахова здесь, в каптерке?

— Личные вещи, сам знаешь, в сейфе старшины, а форма— вон она, на верхней полке…

— Дай— ка ее сюда. Может, в карманах остались какие письма… Все же не верю, чтобы Мишка мог сам это сделать. Хотел бы узнать, хотя бы из-за чего?

— Ну давай, узнавай. — Жорка сбросил с верхней полки на колени Данко форму Салахова: камуфлированный армейский китель— “афганку”— и такого же цвета штаны.

Данко стал тщательно выворачивать многочисленные карманы и ощупывать швы. В карманах брюк и нагрудных карманах “афганки” ничего не было. Даже крошек табака от сигарет и постоянно попадающего в карманы неведомым путем мусора. В правом нарукавном кармане тоже ничего не оказалось— понятно, что вещи рядового Салахова тщательно ошманали еще тогда, когда только сняли с него. Данко сунул руку в левый нарукавный карман: там тоже пусто… Но когда Данко уже хотел вытащить руку, его средний палец зацепил в углу кармана какой-то маленький бумажный клочок. Данко пришлось хорошенько поковырять пальцем, прежде чем в его ладони оказался тщательно скомканный, крохотный бумажный листок. Осторожно развернув его, Данко с трудом разобрал три написанных на листке слова:

“Бар “Амазонка”. Анжела”.

— Рота, подъем! Тревого! В ружье! — вдруг отчаянно завопил в коридоре, за дверью каптерки, голос стоявшего на “тумбочке” дневального.

Полусонный захмелевший Малыш чертыхнулся. Большой стал невозмутимо и проворно натягивать сохнувшие в углу сапоги. Жорка ошалело уставился на Данко. Тот засунул измятый клочок бумаги в нагрудный карман: