Ник Картер - Отравители разума (фрагмент)

Она избавила его от необходимости отвечать на ее вопрос:

— Для ленча в восточном духе позвольте предложить вам восточный напиток. — Блоссом достала из богато украшенного серванта бутылку и два хрустальных бокала. — У меня есть прекрасная рисовая наливка — подарок моей семьи, и, уверена, она усладит ваш тонкий вкус.

Изысканный вкус Ника предпочел бы отведать «Скотч», но что поделаешь… В то же время он очень внимательно наблюдал за тем, как Блоссом наполняла бокалы.

Она поставила их на маленький серебряный поднос и подняла его.

— Прошу вас. За ваше здоровье и за вашу удачу в Беркли.

Ник смотрел на ее ошеломляющую сумрачную красоту и чувствовал, как охватывает его возбуждение. Она была, пожалуй, слишком привлекательной, чтобы быть искренной, но все же под внешней красивостью ему виделась подлинная теплота.

— Превосходное вино, — признал Ник.

Блоссом кивнула и указала изящным жестом на кресло:

— Садитесь. Вы не будете возражать, если я покину вас на минутку, чтобы переодеться? Западные одежды меня стесняют. — И упорхнула, легкая, как весенний ветерок.

Однако окружающая обстановка была отнюдь не весенней. И Ник не мог понять почему. Возможно, из-за того, что девушка была столь чувственной. Или, возможно, из-за того, что Сисси Мелфорд жила здесь до своей трагической смерти на горной дороге. Странно, что в полицейских донесениях о Сисси не упоминалась ее соседка. Впрочем, это их и не должно было интересовать. А вот ему предстояло выяснить, имеет ли смерть Сисси какое-то отношение к… К чему же? К чему угодно.

Ник медленно потягивал вино, когда Блоссом вплыла в комнату, распространяя вокруг слабый аромат чего-то мускусного, но приятного. Теперь ее облекала багрово пламеневшая шелковая туника. Она начиналась маленьким воротничком, низбегала по грудям, скорее подчеркивая их, чем прикрывая, далее обвивала тонкую талию, которую Ник мог охватить двумя ладонями, и заканчивалась сразу под коленями. По бокам раскрывались широкие разрезы, и он сразу заметил, что между тканью и телом с оливковой кожей нет ничего.

На мгновение у Ника перехватило дыхание. Ее красота накатила словно ударная волна.

Ник встал и поднял бокал.

— За очаровательную хозяйку! За красивейшую из моих студенток!

Блоссом поблагодарила его и предложила еще вина.

— Позвольте мне, — Ник взял бутылку и стал наполнять бокалы. Когда он повернулся к Блоссом, она уже свернулась клубочком в уголке низкой, покрытой шелком софы и похлопывала по ней рукой.

— Садитесь рядом, профессор, — и призыву ее глаз нельзя было сопротивляться. — Надеюсь, вы не слишком торопитесь. По-моему, ничто не портит еду больше, чем… спешка. А чувство ожидания так много добавляет, не правда ли?

— Да-да, — пробормотал Ник. — Но может быть, я смогу чем-то помочь вам? — Он внезапно почувствовал острую потребность в пище, кофе, свежем воздухе. Аура девушки действовала на его чувства, и он невероятными усилиями сдерживал желание обнять девушку и прижаться рукой к одной из мягких, но четко очерченных грудей. Профессор Хейг не имел права приставать к студентке.

— Нет, на это не потребуется много времени, — Блоссом почти шептала. — Понимаете, наши кушанья меньше всего требуют готовки. Особых приемов — да, но после предварительных приготовлений… совсем мало времени. Так что расслабьтесь, профессор.

Ник расслабился, удивляясь, почему это так легко удалось. Восточное вино? Ему не нужно было думать, чтобы узнать ответ. Но он задал себе другой вопрос: чувствовала ли она то же самое или просто играла?

Блоссом ответила ему по-своему. Взяла его руку и, перевернув ладонью вверх, нежно посмотрела на нее.

— У вас красивые руки для западного человека, — говорила она, и он видел, как забилась жилка на виске девушки, — Большие, сильные, но изящные. У большинства американцев очень грубые руки с выпирающими костяшками и очень часто с весьма грязными ногтями.

Ника охватило непреодолимое желание поцеловать ее. Но Блоссом оказалась проворнее. Резким и вместе изящным движением подняла его руку и прижалась к ладони коралловыми губками, а ее блестящие черные волосы ласкали его обнажившееся запястье.

За одно ослепительное мгновенье Ник испытал самую сильную в своей жизни вспышку чувственности — посредством такой нечувствительной части себя, как ладонь правой руки.

Это было невероятно. Но теперь ощущение требовало повторения. Ник уже не испытывал колебаний и свободной рукой прижал к себе Блоссом. В то же время он держал глаза и уши настороже, хотя это было трудно из-за жаркого, яростного биения в висках.