Сергей Зверев - Забудь дорогу назад

Прошла вечность, и я очнулся. Подкрепление к врагу не прибыло – в противном случае я бы не очнулся. Я возвращался из небытия со всеми остановками, медленно, трудно. Вспомнил, что было, встал на четвереньки. Зрение возвращалось, голова звенела, как трамвай. Мутный экран висел перед глазами. Валялись тела, а между ними кто-то двигался, садился на корточки, потом вставал, шел дальше. Я потряс головой – избавился от трамвая. Зрение вернулось. Первым делом я почувствовал облегчение – Анюта шевелилась и даже села. Блуждающей зыбью оказался смертельно бледный, с окровавленным виском, Корович. Он опять присел, похлопал по щеке обморочного сектанта. Раскольник застонал. Злорадно заурчав, Корович всадил ему в сердце нож, провернул, чтобы дошло. Потом пробормотал:

– Вот, кажется, и всё…

– Тебя же убили, Николай Федорович, – слабым голосом сказал я. – Сам видел, как в тебя нож воткнули…

– Фляжку убили, – фыркнул Корович и кивнул на валяющуюся в траве стандартную плоскую фляжку, смотрящуюся как-то не очень презентабельно. – Пустая, правда, была… Пристрастился, Михаил, я с тоски дремучей к этому делу, а бутылку с собой таскать неудобно, вот и… Благодаря ей и выжил. И пусть мне еще хоть одна сволочь скажет, что спиртное вредит моему здоровью…

– Страшно рад, что ты живой, – отозвался я. – Все живы?

– Валерий Павлович преставился, царствие ему небесное, – проворчал Корович. – Не уберег себя. А ведь способный был малый…

В горле защипало. Ох, уж эта болезненная чувствительность… Шаховский лежал на животе, подвернув ногу. Кровь вытекала из-под грудной клетки. Глаза раскрытые, с янтарным блеском, живые так не смотрят… Шестеро мертвых сектантов валялись в разнообразных позах. Зашевелился Мальков, привстал, держась за разорванное ухо. Левая сторона лица у новоявленного бомжа эффектно отливала синью.

– Осторожнее, старая развалина… – простонал Степан. – Ты мне ногу отдавил…

– Прошу прощения, ваше высочество, – буркнул Мальков. – Какого хрена ты тут, вообще, валяешься?

Спустя минуту на моей груди вздрагивала Анюта, а остальные посматривали на меня с черной завистью. Им и невдомек было, что женщина на груди – это не только приятно, но и мешок ответственности. Чтобы завидовали еще больше, я начал снимать с ее головы всю налипшую икебану. Она посмотрела на меня ясными глазами ягненка.

– А что ты хотела? – смутился я. – Это тебе, Соколова, не «девушкой» работать.

– А ты кем работал, Луговой? – прошептала она. – Убивал за деньги?

– Не убивал я за деньги, – возразил я. – Старший следователь военной прокуратуры, что ты несешь, несчастная?

– Но ты владеешь боевыми искусствами…

– И вот это ты называешь искусством? – я покосился на кровавое месиво. – Это, дорогая, не искусство, а тупое мочилово. А маститый убийца у нас, похоже, Николай Федорович.

– Да пошли они, – проворчал Корович, сел на корточки и начал усиленно переживать.

– И кто следующий? – глядя мне в глаза, спросил Мальков. Я понял, что он хочет сказать, мог бы не продолжать, но Мальков предпочел развить тему. – Вчера нас было человек тринадцать. С утра осталось восемь. Теперь нас пять…

– Вы всерьез думаете, Дмитрий Сергеевич, что я знаю, кто из нас погибнет следующим? – удивился я. – Представьте себе, не знаю. Надеюсь, это буду не я. И не она, – кивнул я на Анюту. – Да и вас видеть мертвым не хочется. Равно как Степана и Николая Федоровича.

– Вы лучше про геморрой поговорите, – крякнул коротышка. – На нем, кстати, и остановились…

Выяснив, что тяжелых увечий в ходе избиения (кто кого избивал, вопрос повис) избежать удалось, мы стали собираться. Отнесли Шаховского в ближайшую рытвину, завалили буреломом, чтобы падальщики поломали голову. Постояли минутку, помолчали – думаю, Шаховский не стал бы возражать против такого прощания. Средства связи у мертвецов мы не нашли, но был изрядный запас стрелкового оружия (а вот ухаживать за оружием они так и не научились), ножей, тесаков, а двое молодых еще и несли за плечами залатанные вещмешки. Анюта отказалась взять автомат, отшатнулась от предложенного пистолета, сказала, что будет кладовщиком (цейхвартером, пошутил Корович), и высыпала на землю содержимое вещмешков. Недоуменно повертела истлевшую до полной зелени карманную Библию, опасливо отложила в сторону – как будто из нее мог выпрыгнуть чертик, рылась в скрученных портянках, снаряженных магазинах, залатанных кофтах, коробочках с непонятными амулетами и порошками. «А что в их понятии есть еда?» – задавалась Анюта резонным вопросом, а мы недоуменно переглядывались: эту тощую зануду было проще убить, чем прокормить. Высыпала из холщового мешочка какие-то зерна, стала возмущаться, что это не еда, а корм для цыплят! Во втором мешке трофеи оказались серьезнее: окостеневшие мучные лепешки (хорошо хоть без плесени), вяленое мясо той же степени твердости, завернутое в сомнительной свежести тряпицу, и что особо поразительно – настоящая автомобильная аптечка производства 2000 года. Упаковку еще не сорвали – берегли, наверное, для торжественного случая. Мы затолкали всё обратно в мешок, взвалили его на Степана, который тоже оказался ярым пацифистом, и стали выдвигаться ориентировочно на юго-запад…