Андрей Московцев - Бухгалтер

Аборигены еще только начали обсуждать событие, собравшись кучками на дороге, как колонна машин снова появилась на горизонте. Кто-то истошно заорал и все кинулись прочь. Один «сильно умный» или наглый, наверно, вождь местного разлива, вздумал остаться на дороге, наивно полагая, что такую ценную особу трогать нельзя — международный скандал будет! Через несколько секунд железные машины приблизились. Первый бронетранспортер буквально перелетел через проселочную дорогу, смел белый форд наглеца в канаву. За ним промчались второй, третий и так вся колонна. Несчастный дурак летел в своем белом форде метров тридцать, потом долго катился по земле. Сидя внутри рассыпающегося форда, дурак в полной мере осознал, что чувствует лягушка внутри футбольного мяча.

Колонна боевых машин меньше чем за час домчалась до берега. Очумевшие от горячего песка и духоты, почти испекшиеся рыбаки помутившимся взором смотрели, как пыльные стальные глыбы бронетранспортеров падают в чистую прохладную воду пролива. Выныривают чистыми, быстро плывут к кораблю. Он терпеливо запустил всех своих металлических детей в утробу, поспешно захлопнул железную пасть. Незаметно исчезли ракеты, спрятались стволы орудий и радар куда-то скрылся. Обычный сухогруз, зачуханная посудина, дает задний ход, разворачивается. Уходит прочь, либерийский флаг колышется на ветру.

Сознание вернулось ненадолго. Василий медленно открыл глаза, увидел белый потолок, почувствовал специфический больничный запах. Все тело замотано в бинты. «Как мумию», — мелькнуло в голове. Ощутил неудобство в руке, скосил глаза — из нее тянется прозрачная трубочка. На другом конце перевернутая бутылочка с бесцветной жидкостью. «Капельница, — вяло подумал Василий, — значит, у наших». Глаза закрылись. Сознание опять исчезло.

В следующий раз пришел в себя, когда прохладный морской воздух погладил лицо. Открыл глаза, увидел огромную, как футбольное поле, палубу, залитую ослепительным солнечным светом, медленно наплывающий белый бок самолета. Чьи-то лица мелькнули, как в ускоренной съемке и снова отключился…

Третье пробуждение случилось от кусачего морозного ветерка, шума большого города и звездного неба.

Василий провалялся на койке в отдельной палате неделю. Потом упросил доктора выписать, потому что от скуки загибался. Врач не очень-то возражал — раны почти затянулись и пациент вполне мог долечиваться дома. После сдачи подробного отчета Василию предоставили отпуск. Литовченко строго настрого приказал валять дурака, не читать газет и не смотреть новости, а поправляться, работы еще хватит. Барабанщиков решил поехать домой, к бабушке.

Курский вокзал, как всегда, переполнен людьми. Сидя в кресле зала ожидания, Василий в тысячный раз перебирал прошедшее и находил столько своих ошибок, что хотелось совсем уйти со службы, пока не выгнали с позором. В глубине души понимал, что предусмотреть все невозможно, что ошибки все равно будут. Они и так сделали больше, чем от них требовалось — и продолжал грызть самого себя. Уткнул нос в воротник куртки, не смотрел по сторонам. Рядом кого-то спросили, куда он едет. Тот ответил. Разговоры слышны со всех сторон. Это раздражало и злило.

— Куда едешь? — раздался голос.

— Не твое дело, — ответил Василий, не поднимая головы.

— Что-о? — изумился кто-то, в поле зрения возникли ноги в блестящих ботинках.

Василий поднял глаза. Перед ним стоит худощавый мужичок в черной вязаной шапке, надвинутой на глаза. Смотрит, выпучив глаза от удивления.

— Ты глухой? Я сказал не твое дело. Вали.

Василий сразу понял, что перед ним вокзальная шестерка из местной шпаны. Уперся руками в края скамейки, медленно вытянул левую ногу. Лицо «шестерки» налилось вишневым цветом. Наклонился и сквозь зубы тихо сказал:

— Я — представитель криминального мира, понял? Это наш вокзал.

Отвечай, куда едешь.

Василий поднял руку, пальцы медленно сложили кукиш.

— Что дальше?

— Дальше … — зашипел мужичок, но закончить фразу не успел. Барабанщиков левой ногой делает подсечку, правой бьет в бедро. Мужчина нелепо взмахивает руками, с грохотом летит на пол.

Сидящие в зале ожидания оборачиваются на шум, любопытные женщины встают. Такое внимание ни к чему. Василий негромко произносит:

— Поскользнулся человек … наверно, на плевке. Наступил и поскользнулся, бывает.

И, пока мужичок не пришел в себя, направился к выходу на перрон. Перешагивая через лежащего, тихо говорит: