Сергей Зверев - Гавайская петля

– Подождите, ребята! – Туманов побежал за ними вдогонку – они уже уходили по коридору, громко топая. И что хотел? Споткнулся о покойника, покатился по полу, поднялся, заковылял к лестнице, заговаривая боль в ребрах.

Все это плохо сочеталось со здравым смыслом. Хотя кому как… Пальбу в бельэтаже, понятное дело, услышали. С улицы в холл уже бежали дюжие стражи в белых рубашках и черных пиджаках, извлекали, словно факиры, компактные пистолеты-пулеметы. Но Кошкин и Ордынкин стреляли без предупреждения – едва выбежали на лестницу – били прицельно, пулю за пулей, не меняясь в лице. Покатился с лестницы охранник, растянулся на мраморном полу, напоминающем шахматную доску. Второй присел под нижней ступенью, ловя мишень дрожащими руками; опрокинулся, дико закричав, задергался в конвульсии. Третий пытался выбежать на улицу; пуля настигла в проеме, он повалился ничком… Кошкин и Ордынкин бежали по лестнице, на бегу перезаряжали оружие. Сунули «Сфинксы» за пояса, подняли миниатюрные автоматы, быстрым шагом направились к выходу. И снова плотная пальба, закладывающая уши, они стреляли в боковой проход… Подбежавший Туманов ахнул: Сьюзан и Вердис, видимо, пытались скрыться в западном крыле, но далеко не ушли. А может, не поняли, в чем дело, стояли завороженные, наивно думали, что обученная охрана справится. Сьюзан лежала поперек прохода, разбросав руки. Лицо в крови, огромные глаза смотрели в потолок. Вердис, обливаясь кровью, сползал по стеночке, закатывал глаза…

Туманов прибежал на поляну с обидным опозданием. Но что он мог сделать? Царила полная неразбериха. Охрана пребывала в замешательстве, не успела пресечь трагедию, и этих нескольких мгновений хватило, чтобы учинить побоище. Туманов покатился под кусты, чтобы не схватить пулю, и наблюдал оттуда, потрясенный. Люди в панике разбегались, орали, падали мужчины, женщины. Кошкин и Ордынкин стояли посреди поляны и поливали во все стороны. Кончились патроны – выпали пустые магазины, вставили новые, и снова шквал свинца. Кончились эти – повыхватывали из-за поясов «Сфинксы»; кружились, выискивая мишени, стреляли прицельно, избирательно… Повалился с тележки гигантский торт, похоронив под собой официанта. Пули кромсали музыкальные инструменты на эстраде и не успевших разбежаться музыкантов. Дергался в агонии, истекая кровью, сенатор Стэнхилл. Ржал, носясь по поляне, опрокидывал столы, топтал людей безумно красивый, отливающий блеском черный жеребец – подарок сенатору, объявленный генералом. Пуля попала в голову животному, оно повалилось, задергало ногами. Люди падали, поляну устилали тела. Полз, давясь кровью, упитанный судья Джордж Бреслин. С криками попáдали политик Лобовски и генерал Хьюго Кларк – последнему пуля угодила в затылок, не слишком-то благородная смерть. Мелькнуло красивое вечернее платье – Джулия Гарлинг перепрыгнула через низко стелющийся кустарник; пуля попала в ногу, она пронзительно закричала, но, кажется, выжила. Бруно Крэйг при первых же выстрелах повалил стол, скорчился за ним, отползал, оттаскивая стол за собой. Потом вскочил с удивительной для своей комплекции прытью, схватил блондинку, которая визжала и билась в припадке, прикрылся ею, стал отступать. Она вырывалась, колотила ногами – и обмякла, нашпигованная свинцом. Крэйг отбросил ее в сторону, повалился в неосвещенный кустарник… Дергался, испуская горлом кровь, банкир Вассенберг, рухнул как подкошенный неуклюжий Тоби Эмерсон, давно затих шаловливый Сэмми с куском недоеденного торта в глотке… Шевельнулось что-то за разбитой эстрадой, и Туманов чуть не задохнулся. Темницкий! Жив еще, курилка! Нормальный парень, и чего он бочку на него катил? Согнулся в три погибели, схватил в охапку визжащую Этель – и рванул с тяжкой ношей саженными прыжками через лужайку. До деревьев бежать было метров двадцать. Он петлял, как заяц, увертываясь от пуль. А Ордынкин методично в него стрелял – спокойный, уравновешенный, прикрыв для верности левый глаз. Но разладилось что-то в этих парнях, уходила энергия, генерированная установкой, наблюдались первые признаки заторможенности. Каждый выстрел звучал с запозданием, пули взбивали фонтанчики под ногами Темницкого. Ордынкин словно засыпал. Но очнулся, вскинул пистолет, когда Темницкому до деревьев осталось бежать какие-то метры. Туманов подскочил, услышал свой дикий вопль – понесся на Ордынкина, повалил за мгновение до выстрела, врезал по челюсти. И тут же откатился, засеменил на четырех конечностях, полз, озираясь, видел, как поднимается Ордынкин на шатких ногах, хмурит брови, высматривает упавший в траву пистолет…