Станислав Гагагрин - Страшный суд

В купе было черно, как у кого-то там в одном месте — мелькнули ассоциации из детской поговорки — но я видел!

«Лучше бы этим качеством меня на таджикском фронте наделили», — мысленно проговорил Станислав Гагарин, вспомнив, какими непрозрачными бывают ночи в памирских горах.

Я мгновенно проиграл ситуацию, осознав, что помню будто выехал вчера из Саратова, где неделю жил у Юсовых на даче, и мгновенное возвращение из седла на вагонную полку — норма, ежели раскладывать нынешнюю жизнь сочинителя по меркам Зодчих Мира.

«Но что предстоит мне сейчас совершить? — воззвал я к ним и к их полномочным представителям в России; которыми могли оказаться и Адольф Алоисович с товарищем Сталиным, и Чингиз-хан с адмиралом Нахимовым, а может быть, и невстреченный мною еще Александр Македонский, который был бы кстати, коль вовсю развернулись боевые явления, а лучше Александр Васильевич, который Суворов, или на худой конец — генерал Скобелев.

Ответа не последовало.

То ли не слышали меня боги, то ли предлагалось принимать решение самому.

И тут пришел чужой голос.

Возможности мои усилились, и Станислав Гагарин рассмотрел трех мордоворотов, стоящих в дальнем от моего купе тамбуре и ближнем от гнезда, в котором покоилась и дрыхла без задних ног среднего возраста проводница.

— Буди эту курву, пусть вызовет козла сюда, — проговорил невысокого роста крепыш. — Тут его и кончим…

Я понял, что речь идет обо мне, но стал вдруг удивительно спокойным и, что называется, деловым.

— Буду ждать вас здесь, — продолжал плотный мужик со скошенным подбородком и серпообразным шрамом на левой щеке. — Проводницу закрыть в купе! Лишний мертвяк нам не нужен…

«Единственным мертвяком буду я», — без особой радости сообразил Станислав Гагарин.

— Ты, Бандера, пройдешь вперед и перекроешь ему дальний конец, — предложил явный шеф группы. — А когда Рафик погонит козла ко мне, будешь прикрывать обоих… Задача понятна?

Бандера и Рафик молча кивнули в полуосвещенном ночным вариантом электронапряжения тамбуре.

Но их я видел, будто стояли убийцы напротив. Несмотря на столь различные имена или клички, парни походили друг на друга, и на голову ростом были повыше инструктировавшего их вожака.

— Тогда двинули, — выдохнул шеф. Имя его так и осталось для меня неизвестным.

Проводницу они разбудили и, стараясь быть смирными с нею, сунули под нос удостоверения уголовного розыска. И тут я получил первый сигнал извне, мне дали неким образом понять: бумаги у них фальшивые. Ногой я выдвинул дорожную сумку, сунул руку в боковое отделение и достал револьвер «Чемпион», хранящий в барабане полдюжины изящных патронов с тупыми пулями толщиною почти в сантиметр.

Потом извлек из стоявшего в изголовье кейсаглушитель и обстоятельно, не торопясь, время у меня оставалось, навинтил металлический цилиндрик на ствол револьвера.

Не хотелось, знаете ли, беспокоить мирно спящих пассажиров.

Того убийцу, который ждал Станислава Гагарина в тамбуре, звали Марленом Скорпинским, и в той спецслужбе, в которой Марлен начинал удивительную карьеру, он сумел дотянуть до звания капитан.

В новой спецслужбе, задание которой он выполнял, армейских званий не существовало, там были иные шкалы ценностей, говорить о которых за недостатком времени — Рафик и Бандера идут кончать сочинителя — не имеет смысла.

Марлен, известный среди новых сослуживцев под кличкой Марксист — начальник, который нарек бывшего капитана, обладал пусть и дюжинным, но чувством юмора — нащупал за пазухой привычный ему макаров,вынул его из под мышечной кобуры и большим пальцем спустил предохранитель.

Патрон был уже дослан в патронник, хотя подобное не полагалось по инструкции, носить пистолет с патроном в стволе не положено по технике безопасности.

— Открывай ключом, — сказал проводнице Рафик. — Потом буди… Ревизоры, мол, нагрянули, а ваш билет не в порядке.

Видимо, такое не впервой случалось в практике мигом отрешившейся ото сна женщины, во всяком случае, проводница споро поднялась с диванчика и зашлепала к седьмому купе, где укрылся, как следовало понимать, опасный, севший в Саратове преступник.

Трехгранным ключом она приподняла нижнюю защелку, но дверь держалась на верхней, которую я не торопился пока трогать, ибо считалось, будто лежу на полке.

Проводница осторожно постучала, потом еще, а затем вполголоса произнесла: