Станислав Гагарин - Страшный суд

И проамериканская, добавим, компрадорская сволочь наших дней в том числе.

Но я самостоятельно, ведь прежде о Солоневиче и не слыхал даже, пришел в 1989 году, а подсознательно скорее всего гораздо раньше, к выводу о том, что русская литература, наплодившая сонм,так называемых, лишнихлюдей, бездельников и прохвостов, Плюшкиных и маниловых, иудушек головлевых и акакиев акакиевичей, легионы дебильных жителей города Глупова, братьев Карамазовых и раскольниковых, симпатичных обломовых и никчемных фирсов, литература, заявлявшая миру, что велика Земля Русская, да порядка здесь нету, находится в огромном и неоплатном долгу перед русским народом.

В 1989 году, создав первое «Отечество» при Военном издательстве и готовясь сделать ставку на издание русской крутойсюжетной литературы, стремясь ввести в духовный обиход соотечественников сильногогероя, рыцаря без страха и упрека, защитника униженных и оскорбленных, я формулировал собственные мысли именно так, как спустя четыре года прочитал у Ивана Лукьяновича.

Но вот Иван Солоневич обращает горький упрек русской литературе, гигантскому кривому зеркалуроссийской действительности:

«Немец Оскар Шпенглер, автор знаменитой «Гибели Европы», писал:

«Примитивный московский царизм — единственная форма правления, еще и сейчас естественная для русского… Нация, назначение которой — еще в течение ряда поколений жить вне истории… В царской России не было буржуазии, не было государства вообще… Вовсе не было городов. Москва не имела собственной души».

Оскар Шпенглер не принадлежит к числу самых глупых властителей дум Германии — есть значительно глупее. И эту цитату нельзя целиком взваливать на плечи пророка гибели Европы: он все это списализ русской литературы. У нас прошел как-то мало замеченным тот факт, что всянемецкая концепция завоевания востока была целиком списана из произведений русских властителей дум. Основные мысли партайгеноссе Альфреда Розенберга почти буквально списаныс партийного товарища Максима Горького. Достоевский был обсосан Западом до косточки.

Золотые россыпи толстовского непротивленчества были разработаны до последней песчинки. А потом — получилась форменная ерунда. «Унылые тараканьи странствования, которые мы называем русской историей» — формулировка М. Горького! — каким-то непонятным образом пока что кончились в Берлине и на Эльбе. «Любовь к страданию», открытая в русской душе Достоевским, как-то не смогла ужиться с режимом оккупационных Шпенглеров, непротивленцы Каратаевы взялись за дубье и добряки Обломовы прошли тысячи две верст на восток и потом почти три тысячи верст на запад. И «нация, назначение которой еще в течение ряда поколений жить внеистории» сейчас делает даже и немецкую историю. Делает очень плохо, но все-таки делает».

Эти строки написаны Иваном Лукьяновичем в первые послевоенные годы, философ умер в 1953 году. Никогда не был он поклонником сталинского режима, скорее крутонаоборот. Но сегодня аргентинский изгнанник был бы с теми, кто терпеливо и настойчиво объясняет очумелой России в чём ее величие и исторические предназначения, увы…

«Наша великая русская литература — за немногими исключениями — спровоцировала нас на революцию, — написал Иван Солоневич. — Она же спровоцировала немцев на завоевание. В самом деле: почему же нет? «Тараканьи странствования», «бродячая монгольская кровь» — тоже горьковская формулировка! — любовь к страданию, отсутствие государственной идеи, Обломовы и Каратаевы… Пустое место! Природа же, как известно, не терпит пустоты. Немцы и попёрли на пустое место, указанное им русской общественной мыслью. Как и русские — в революционный рай, им тою же мыслью предуказанный.

Я думаю, — точнее, я надеюсь, — что мы, русские, от философии излечились навсегда. Немцы, я боюсь, не смогут излечиться никогда. О собственных безнадежных спорах с немецкой профессурой в Берлине 1938—39 года я рассказываю в другом месте. Здесь же я хочу установить только один факт: немцы знали русскую литературу и немцы сделали из нее правильныевыводы. Логически и политическинеизбежные выводы».

Немцы жестоко просчитались, хотя — я, Станислав Гагарин, лично убежден в этом — имперские амбиции сохранились в их сознании в полном объеме. Чем иным можно объяснить беспардонное вмешательство ФРГ во внутренние дела жестоко преданной нынешним российским руководством Югославии?