Георгий Ланской - Пуля

— Катя? — тихо позвал я. Она не ответила. Я тронул рукой ее горло. Под пальцами вспуганной птицей трепетала голубоватая жилка. Жива? Надолго ли… Я потянул из сумочки "ПМ", выдернул обойму и выщелкнул патроны. Три. На всех не хватит… Злость ударила мне в голову. Значит, кому-то очень не повезет…

Они подошли с двух сторон, держа пистолеты наперевес, как в тупых ковбойских фильмах. Мертвая тишина была моей союзницей. Я слышал, как скрипит под их ботинками песок и мелкие камушки, слышал проклятие раздавленных жучков и крик убитой бабочки, случайно попавшейся на пути. Время превратилось в тягучий кисель, застывающий вязкой смолой… Бух, бух, бух… Это пульсировали в моих висках вены, и этот звук казался мне оглушающим. Шаг, еще шаг… пот в три ручья с моего лба… еще шаг, более осторожный… Они уже рядом… Я молчу, сжимая в руке верного друга — пистолет "ПМ", уже успевший нагреться от моих рук, хотя ствол еще холоден. Кап, кап… Это вытекает кровь из Катиного тела. Шлеп, шлеп… Горячие капли уходят вместе с ее душой… И только шелест шагов рядом… Замри…

Я шел горами, за спиной болтался рюкзак с головой Шамиля. Он очень быстро пропитался кровью, и она капала вниз, стекая по моей спине. Я вспомнил мультфильм, как какой-то греческий бог вот так вот нес сумку Персея, с отрубленной головой Медузы Горгоны. Каждая капля превращалась в змею, стремящуюся ужалить. А мне, почему-то, было весело… Я рухнул на скалу и стал смеяться, долго безудержно и все никак не мог остановиться. А потом я увидел ее.

Она лежала на выступе и грелась, свернувшись в клубок. Мы, не мигая, уставились друг на друга. Я знал, что она меня видит, а она наверняка понимала, что этот двуногий, не умеющий ползать, прекрасно видит ее. Но оба не двигались, выжидая. Я не выдержал первым, медленно вытягивая из ножен штык-нож. И тогда в бой кинулась эта большая горная гадюка. Ее полет в мою сторону был стремителен, но она промахнулась, вцепившись зубами в изодранную штанину. Я же со всей силы воткнул нож ей в голову. Она еще пыталась сопротивляться, хлестая меня своим хвостом. Но ее песенка была уже спета. А вечером я ел ее мясо, пожарив его на крохотном костре в маленькой пещерке, где меня застала гроза. Сквозь раскаты грома я, насидевшийся в темной тихой яме, слышал не только гулкое шлепанье капель, но и тихие шаги шакалов, шорох насекомых и далекий гул выстрелов и взрывов… Мне кажется, что именно в ту ночь я окончательно свихнулся.

Шаг, шаг, шаг… Опять попала в темное… Так пела девочка с редким именем Глюкоза… Он показался на виду, слишком медленно, слишком предсказуемо. Он хотел молниеносно выскочить на меня как в дешевом вестерне, но для меня время текло по-другому. Я увидел, как взметнулись вверх его брови, а палец потянулся к курку. Я увидел, как вылетевшая из моего пистолета пуля медленно, но верно приближалась к его лбу. Бенц! Это треснул череп, когда пуля пронзила его насквозь, выбив кровавую струю и то небольшое количество мозгов, что у него были. Вторая пуля так же медленно полетела в сторону его товарища, пожелавшего доказать, что и он любит Клинта Иствуда. Дешевый выпендреж… когда он еще только поднимал свой пистолет, он уже был мертв и падал навзничь с пулей в сердце. Пистолет из его разжавшейся руки упал прямо мне в ладонь. А дальше начался хаос…

Упавший мне в руку пистолет оказался австрийским "Глоком". Из семнадцати патронов в обойме, мой покойный оппонент выпустил четыре. Ребятки Сытина оказались весьма неплохо экипированы. Я ожидал чего-то попроще, нежели такое редкое оружие, как "Глок". Впрочем, однажды у Дрюни я видел даже новенький германский "Вальтер", коим был вооружен Джеймс Бонд. Пребывающий в подпитии Дрюня все порывался попугать им очередных бомжей, но я отговорил его от этого занятия.

Вооружены сытинские были хорошо, а вот стреляли неважно. Мне же застилала глаза кровавая пена. Рука вздрагивала от отдачи, когда я палил в черную "Шкоду". Тупо, как на автомате, я огрызался прицельными выстрелами, почти не прячась. В тот момент мне было уже все равно, останусь я жив, или нет.

Бенц! Тупая боль в онемевшем левом плече и удар такой силы, что меня развернуло на триста шестьдесят градусов. Я стиснул зубы до крошева. Боль была адской. Рубашка пропиталась кровью, которая текла по спине и по груди. Горячие струйки брызнули на асфальт и на дверцу изрешеченной пулями "Волги". Я рухнул рядом с Катей. Она вдруг простонала, на мгновение открыла глаза и снова потеряла сознание. Ну, уж нет…