Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел

– Приехали, – объявил Толик.

Из машины он вышел первым. Автомат не выпускал из рук. Муравьев не сделал ни малейшей попытки покинуть пропахший бензином салон.

– Вы чего? – будто бы удивился Толик.

– Я в Москву…

На крыльцо дома вышла преклонных лет женщина совершенно деревенского вида.

– Партизаны были? – буднично осведомился у нее Толик.

– Сегодня не приходили пока, – так же буднично ответила женщина.

– Может, и не будут, – сказал Толик.

Сказал только для Муравьева. Спектакль начинался.

Сеня несмело вышел из машины. Женщина смотрела на него с интересом.

– Из города, чай?

– Из Москвы, – пояснил Толик.

– Из Москвы! – восхитилась женщина.

Спустилась с крыльца и стремительно приблизилась. Глаза горели, а руки, было видно, сами собой тянулись к дорогому гостю. Но не смела притронуться, хотя и очень хотела убедиться, что не мираж.

– Из Москвы! – повторила она потрясенно.

– Вы у нас тут первый за долгое время, – пояснил Толик, обращаясь к Муравьеву. – Не ездят люди. Боятся.

Что-то уже для Сени прояснилось. Насчет дачников. Гиблое тут, судя по всему, место. Бандитский край. Ну надо же, всего в полсотне километров от Белокаменной.

– Проходите в дом, – пригласил Толик. – Пообедаем.

Сеня подчинился, не смея проявлять испуга. Перекусим наскоро, и обратно в Москву. И чем быстрее, тем лучше. Кажется, в глубине души он уже проклинал и сегодняшнюю поездку, и свою работу. Зарплата, если разобраться, так себе, а общаться приходится с людьми самыми разными. То с алкоголиками, то с наркоманами какими, а сегодня вот и вовсе бандиты попались.

Вошли в дом. В комнате, против ожидания, было чисто и светло. Горела яркая, в двести ватт, лампочка. В деревянные стены в двух местах были врезаны зеркала. Оттуда, из-за зеркал, из смежных комнат наши операторы вели съемку.

– Как там Москва? – спрашивала тем временем хозяйка, суетясь у печи. – Метро работает?

– Работает, – подтвердил Сеня.

– Ах ты, Господи! – восхитилась хозяйка. – Ну надо же – работает!

Сеня представлялся ей пришельцем из другого, неведомого мира.

– А еропланы?

– Что? – напрягся Сеня, не уловив смысла сказанного.

– Еропланы, говорю, летают?

– Самолеты, – подсказал Толик.

– Ах, самолеты. Летают, – кивнул Муравьев.

На стол тем временем выставлялась отварная картошка, малосольные огурчики, крупно порезанный домашний хлеб и мутноватая жидкость в литровой бутыли. Это не очень-то интересовало Сеню. Он осторожно и будто бы незаметно для окружающих смещался к окну. Наконец оказался рядом и выглянул наружу. Безлюдье. Никаких бандитов-партизан. Он даже несколько успокоился, по-моему.

– Прошу к столу, – пригласила хозяйка.

Толик сел первым. Автомат положил на лавку рядом с собой.

– А где лук, мать?

– Да нешто не знаешь?

– Просил же – выставляй на стол, когда обедаем! – пробурчал Толик.

Поднялся из-за стола, вышел из комнаты.

– А что тут такое про партизан говорилось? – поинтересовался Сеня, напуская на себя спокойный вид. Излишне спокойный.

– Известное дело – хозяйничают.

– Кто?

– Ну, партизаны, про кого вы спрашиваете.

– Они бандиты, да?

– Что же вы такое говорите-то! – замахала руками женщина. – Прям как полицай какой, честное слово!

– Какой такой полицай?

– Который за немцев. Для всех полицаев партизаны – бандиты.

– А у вас и полицаи есть?

– Сейчас нету.

– Почему?

– Опасаются к нам нового назначать. После того как прежнего ухлопали.

– А кто ухлопал?

– Партизаны, ясное дело.

– И давно его… того… ухлопали? – осторожно осведомился Сеня.

– Давно. Я совсем маленькая тогда была. Он вот тут жил, в соседнем дворе…

– Кто?

– Полицай. Немцы его назначили. Степанов фамилия. А партизаны ночью пришли и его застрелили.

– Год какой был?

– Да сейчас разве упомнишь? Сорок первый. Аль сорок второй.

– А потом, значит, немцев отбросили от Москвы…

– Кто отбросил, сынок? – не поняла хозяйка.

– Наши. Красная Армия.

Женщина посмотрела на Муравьева так, словно сомневалась в его душевном здоровье. Но Сеня ее взгляда не заметил и продолжал как ни в чем не бывало:

– Наши погнали фрицев на запад, вот у вас больше полицаев в деревне и не было.

Хозяйка тем временем совершенно потеряла способность что-либо понимать.

– Как же на запад? – спросила. – Как же погнали их? Ты ж разве не из Москвы приехал?

– Из Москвы.

– И что – не видел там оккупантов?