Владимир Гриньков - Семь кило баксов

Хеджи ушел, хлопнув напоследок дверью.

Он был зол. Полина была равнодушна. Так рушатся отношения.

Утром следующего дня Полине позвонил Маркелов, предложил встретиться.

– Когда? – спросила Полина.

– Прямо сейчас! Сможешь?

Полина взглянула на часы. Половина восьмого утра. Что за спешка?

– Хорошо, – сказала она. – Куда подъехать?

– Никуда. Я здесь, внизу, у твоего подъезда. Звоню тебе прямо из машины.

Только теперь она поняла, что произошло нечто серьезное. Что-то такое, что связано с теми страшными людьми, которые ее захватили. Их арестовали накануне, и, наверное, что-то там такое важное выплыло.

– Хорошо, – сказала Полина. – Пять минут… Нет, десять. Я только что проснулась.

– Жду!

Десять не десять, но минут через тридцать она дверь открыла. Прямо за дверью, на лестничной площадке, ее поджидал Маркелов.

– Привет! – сказал он, скользнув по ее лицу быстрым внимательным взглядом. – Все нормально?

– Да.

– Ты одна?

– Одна. Проходите. Что-то случилось?

– Все нормально, – пожал плечами Маркелов.

Впрочем, это прозвучало не очень убедительно.

От Маркелова исходил сильный запах табачного дыма. Он будто пропитался этим запахом насквозь.

– Никто не тревожил?

– Нет.

– Совсем никто?

– Хеджи.

– Кто это? – насторожился Маркелов.

– Знакомый. Вы его видели.

– Ах да. Ты приезжала с ним.

Теперь Маркелов вспомнил. И несколько расслабился. Хеджи нисколько его не интересовал.

– А еще кто-нибудь?

– Нет, никто. Вам кофе приготовить?

– Приготовить, – не стал упрямиться Маркелов.

Помолчали.

– Ты ведь учишься? – вспомнил Маркелов подробности Полининой биографии.

– Нет.

– Разве? – изобразил он интерес.

– Я ушла из университета.

– Почему?

Ей хотелось ответить – «по кочану». Но не решилась.

– Не хочу учиться.

– А хочу жениться, – с плохо скрытой насмешкой завершил ее фразу Маркелов.

Полина приготовила кофе.

– А твой отец, кажется, курил довольно дорогой табак? – осведомился Маркелов бесцеремонно, нисколько не боясь вывести из состояния душевного равновесия свою собеседницу.

Полина пожала плечами. Сами же, мол, видели коллекцию отцовского табака.

– У него неплохо шел бизнес, да? – не унимался Маркелов, будто желая понять, как это некоторым людям удается зарабатывать столько денег, что хватает на роскошнейший табак, для многих попросту недоступный. – Он много зарабатывал?

– Я не знаю. Не интересовалась никогда.

– Но домой-то он деньги приносил, – сказал Маркелов, демонстрируя собственную уверенность в том, что все именно так и было.

– Приносил.

– Много? – заинтересовался Маркелов.

– Я не считала.

– Но как это выглядело? Вот приносит он, допустим, пачку. Или много пачек. Целый чемоданчик. Да?

Полина подумала, может ли этот разговор навредить ей лично или ее покойному отцу. Получалось, что не может. Поэтому она ответила вполне искренне:

– Приносил, конечно. Иногда и в чемоданчике.

– Часто? – проявил интерес Маркелов.

Он явно никак не мог перейти к главному. К тому, ради чего и приехал к Полине в столь ранний час. Чужие деньги не давали ему покоя.

– Не часто, – сказала Полина – Несколько раз.

– Черный нал? – понимающе произнес Маркелов. – Неучтенка?

– Он не рассказывал. А я не спрашивала.

– Неинтересно было, да?

– В общем, да.

– А последний раз когда?

– Что – когда?

– Когда он деньги приносил в чемодане?

– Ну не чемодан же он их приносил!

– Не чемодан, – дал задний ход Маркелов. – Но много. Когда?

– В прошлом году.

– А какой месяц был, помнишь?

И только тут Полина подумала, что это, возможно, не простой треп – про деньги. И может быть, из-за этих денег Маркелов к ней и приехал.

– Месяц я не помню, – сказала Полина. – Кажется, это было лето.

Маркелов посмотрел на нее с сомнением.

– Лето! – сказала Полина. – Или поздняя весна. В общем, это точно было до тех событий… Ну, когда кризис и все эти неприятности, вы помните.

– Что до кризиса – это точно?

– Да.

– И много было денег?

– Я не знаю. Пачки. Резинкой перетянуты.

– Доллары?

– Да.

– Пачки такие стандартные, по сто банкнот?

Маркелов сузил расстояние между пальцами, демонстрируя примерную толщину пачки.

– Да.

– Купюры стодолларовые?

– Кажется, да.

– Кажется? – приподнял бровь Маркелов.

– Скорее – да. Те, что с краю, точно были стодолларовые.

– А пачек сколько?