Владимир Гриньков - Семь кило баксов

Генриетта Александровна сделала паузу и посмотрела на Полину задумчиво, будто вспоминала, как там оно было много лет назад. Полина терпеливо ожидала продолжения.

– Было уже темно. На автобусной остановке стояла женщина в меховой шапке. И Саша с нее эту шапку снял.

– Зачем?

– Я не знаю! – с досадой сказала хозяйка, как будто до сих пор досадовала на безмозглого Прокопова за тот необдуманный поступок. – Его поймали, конечно, и устроили показательный суд, чтобы другим неповадно было.

– И он уже в институт не вернулся?

– Тогда это было невозможно, – покачала головой женщина. – Попавшего под следствие автоматически исключали из комсомола, а если ты не член комсомола, в институт попасть было практически невозможно, ну а если еще и судимость, как у Саши, имелась – тут уже совсем никаких шансов.

– И больше вы его не видели…

– Почему не видела? Он приезжал… к нам… в общежитие. Уже после того, как вернулся из тюрьмы.

– Скажите, а мой папа… У моего папы с Прокоповым какие были отношения?

– Вы зачем вообще пришли? – вдруг спросила хозяйка.

Она сидела за столом напротив Полины, обхватив свои плечи так, будто ей было холодно, хотя за окном был май и ласковое весеннее солнце заглядывало в кухню. И к торту до сих пор она даже не притронулась.

– Иногда так важно знать то, что происходило в прошлом, – сказала Полина.

– Для чего?

– Чтобы лучше понимать настоящее.

– Прошлое пускай прошлому и принадлежит, – сухо сказала Генриетта Александровна.

И тут же, наверное, поняла, что прозвучало это излишне резко.

– Не хочется там ничего ворошить, Полиночка, – произнесла почти извиняющимся тоном.

Было видно, что действительно не хочет говорить на эту тему.

– Для меня это очень важно, – попыталась достучаться до нее Полина.

– Что – важно?

Придется открывать карты. Иначе никаких надежд на откровенность собеседницы.

– Я видела Прокопова…

– Когда?!

– Недавно.

– Вот оно что, – с улыбкой сказала Генриетта Александровна. – И как же вам удалось его разыскать?

– Я его не искала. Даже не знала о его существовании. Просто встретились – и все.

– Случайно?

Что-то было в этом вопросе собеседницы. Наверное, недоверие.

– Мне и самой уже кажется, что не случайно, – призналась Полина.

Генриетта Александровна смотрела на нее с прищуром, как обычно смотрят пожилые, многое повидавшие люди на желторотых птенцов, еще не смыслящих, что такое настоящая жизнь.

– Вы не расспрашивайте, пожалуйста, меня ни о чем, – попросила хозяйка. – А поговорите с самим Прокоповым.

Полина содрогнулась от одной мысли о подобном развитии событий.

– Ни за что!

– Почему? – удивилась хозяйка.

– Опыт моего общения с ним был не очень приятный.

И все равно Генриетта Александровна, кажется, не понимала.

– Мне показалось, что он действительно… м-м… нехороший человек.

– Кто?!

– Прокопов.

– Да как же вы можете так говорить!

– Вы и сами сказали, – смутилась Полина.

– Что я сказала?

– Что он не как все… что хулиганистый… что словечки там всякие…

– Да вы бы знали, какой он был! – уже не сдерживала негодования от слов собеседницы Генриетта Александровна. – Да, он был из простой семьи! Да, он отличался от нас! Да, от него можно было ждать чего угодно! Но, между прочим, когда его сажали в тюрьму, он ни словом на суде не обмолвился о том, что в тот вечер на остановке с ним была Маша!

– Какая Маша? – опешила Полина.

А ответ лежал на поверхности.

– Ваша мама, Полина. Ваша будущая мама, – сказала Генриетта Александровна. – Они с Прокоповым возвращались домой, и тут Прокопов ей говорит: «Холодно ведь. Давай я тебе шапку подарю». Подошел к девушке на остановке и снял с нее шапку. И они убежали.

– С мамой? – все еще не верила Полина.

– Естественно. Им было весело. Все выглядело как шутка. А Прокопов еще был выпивши. Потом за эту шутку ему пришлось расплачиваться. Он все взял на себя. И про Машу не сказал ни слова. Но мы-то знали, как там все было на самом деле.

Вдруг лицо Генриетты Александровны приняло совершенно расстроенное выражение, она отгородилась, закрылась ладонями, и так, из-за ладоней, глухо и едва слышно произнесла:

– Вы не знали, наверное. Прошу вас – извините за то, что я вам это рассказала.

– Интересная коллизия вырисовывается, – сказал Маркелов и выложил на стол перед шефом компьютерную распечатку. – Вот сами посмотрите. Мы проанализировали все звонки – входящие и исходящие, – которые проходили через служебный звонаревский телефон. Пока что не будем говорить о содержании разговоров, а займемся голой статистикой. Сплошные цифры, в общем. Вот фирма «Экрим». За то время, что записывались разговоры, из «Экрима» Звонареву звонили четыре раза, он сделал три ответных звонка. Фирма «Политроника»: два звонка Звонареву, от Звонарева, правда, ни одного ответного. Смотрим дальше, берем кого-нибудь наугад. Фирма «Альбинос-У». Целых шесть звонков, один ответный. Фирма «Сартакеев и компания»: два звонка и два ответных. И так далее. Тут дело вот в чем. Я в этом списке оставил только те фирмы, которым Звонарев был должен. Это его кредиторы. Вы видите? Названивали Звонареву, интересовались судьбой своих денег. Кому-то Звонарев больше был должен, кому-то меньше, но волновались все. Волновались и звонили. Кроме одной фирмы-кредитора…