Владимир Гриньков - Пирамида баксов

– До встречи! – сказал иностранный шпион.

Надел темные очки, быстро встал и ушел, оставив в одиночестве Кузовлева, ошарашенного столь резким поворотом в собственной судьбе. Час назад Паша Кузовлев имел полное отсутствие работы, съеденную на завтрак черствую краюху хлеба и один рубль двадцать семь копеек карманных денег. Но только что по неизвестно кем сделанному выбору добрая фея-судьба чмокнула его в давно не мытую макушку, и теперь он видел перед собой невидимые другими посетителями Ботанического сада новые, совсем не дырявые носки, целый батон «Любительской» колбасы и бутылку водки «Кристалл» с черной этикеткой, каковую в своей жизни он пробовал один-единственный раз, да и то потом как-то неудачно сложилось и Пашу там били, так что лучше бы той водки ему тогда и вовсе не досталось – глядишь, и кости были бы целы.

Он не успел в своих мечтах дозреть до чего-нибудь более масштабного, чем новые носки и «Любительская» колбаса, как вдруг судьба-индейка повернулась к нему той самой стороной, которой всегда и была обращена к неудачливому бедолаге Кузовлеву. Откуда-то прямо из воздуха, как почудилось Паше, вдруг ни с того ни с сего материализовались неулыбчивые люди в штатском, выражением лиц почему-то очень похожие на родного российского президента, и, прежде чем прозревший Кузовлев успел избавиться от компрометирующего его кожаного чемоданчика, двое из тех неулыбчивых очутились на скамье по бокам Кузовлева, взяв его в такой железный захват, что даже о малейшем сопротивлении нельзя было и помыслить.

– Конспиративная встреча с агентом? – сказал один из неулыбчивых, возвышаясь над Пашей. – Пароли-явки? Распродажа родины оптом и в розницу по бросовым ценам?

«Десять лет, – сам себе определил тюремный срок несчастный Кузовлев. – С конфискацией». При мысли о конфискации он совсем уж закручинился. Имущества у него считай что никакого и не было, но вот приемник жалко. «Спидола». Единственная ценная вещь в его квартире. Теперь заберут.

– Это не я, – пробормотал стремительно охватываемый паникой Кузовлев. – Это он. Я сидел. Он пришел. Я первый раз. Он обознался. Я ни при чем. Я мимо проходил. Он сказал. Я ответил. Я знать не знал. Я свой. Я в комсомоле был. До двадцати восьми лет. По возрасту выбыл. А так бы я еще. А в партию я не вступил. Хотел. Но не взяли. Там очередь была. Вы ведь в курсе. А так бы я со всей душой…

Он чуть не плакал – так ему хотелось, чтобы они поверили.

– Чемодан, – сказал неулыбчивый. – Знакомая вещица. Вещественное доказательство. С поличным взяли.

Кузовлев наконец поймал до того неуловимый взгляд неулыбчивого и вдруг понял, что десять лет с конфискацией – это он еще милосердие к самому себе проявил, пожалел себя, какие уж там десять лет, тут вырисовываются все двадцать с последующим поражением в правах и проживанием в отдаленных районах Мордовии. Хорошо еще, что не расстреливают, это прежний президент постарался, мораторий на смертную казнь наложил, вот спасибочки ему большое, вот удружил, вот был человек настоящий, мы-то, дураки, хихикали над ним, а оно вон как потом повернулось, елы-палы!

А неулыбчивый уже вел случайно подвернувшихся ему под руку прохожих – бабулю в интеллигентском беретике и невесть откуда взявшуюся в Ботаническом саду совершенно сельского вида дородную тетку с двумя огромными авоськами.

– Вот, – втолковывал женщинам неулыбчивый. – Задержали агента иностранной разведки, который является связником. Доказательства в виде иностранной валюты находятся в этом вот чемодане, принадлежащем задержанному лицу…

– Не принадлежащем! – трепыхнулся Кузовлев, но произведенное им сотрясение воздуха оказалось совсем не замеченным неулыбчивым человеком в штатском.

Тот продолжал втолковывать женщинам:

– Вы будете присутствовать при изъятии иностранной валюты как понятые, ваша задача – за всем внимательно следить и после зафиксировать увиденное своей самоличной подписью. Готовы?

– Не мое! – проскулил Кузовлев.

Его никто не слушал.

– Готовы! – тряхнула головой тетка с авоськами.

– Открывайте! – скомандовал своим товарищам неулыбчивый.

Щелкнули замки. Распахнулась крышка, раскрывая чемоданное нутро.

Немая сцена. Если вы в школе учились и Гоголя там проходили – очень легко можете себе представить. Доходчиво классик в пьесе «Ревизор» все обрисовал.

– Е-п-р-с-т! – непечатно озвучил собственное потрясение Кузовлев.

Когда у нас герои матерятся в кадре, нам потом приходится эти перлы устного народного творчества заменять писком. Вот и в этом месте нам придется пустить красноречивое «пи-и-и-и». Еще бы Кузовлеву не удивляться. Своими глазами видел доллары в чемодане. А теперь там вместо долларов – початая бутылка водки, граненый стакан, кусок лепешки и надкусанный огурец. Обычный трюк фокусника, который сажает в ящик зайца, а после оттуда вместо зайца выпархивает голубь. Все дело в реквизите. Мы этот чемоданчик взяли напрокат. У фокусника, ясное дело.