Владимир Гриньков - Плач палача

– Как же так? – не понял Баклагов. – Ведь вы и я – мы оба люди.

– Ты не путай святое с грешным, – посоветовал Паша. – Я – человек, а вот ты шизофреник. А это, дорогой, разводит нас по разные стороны.

Лицо Баклагова приняло страдальческое выражение.

– Вы сказали – шизофреник? Это обо мне?

– Конечно.

– Разве я болен?

– Если бы ты не был болен, тебя бы сюда не упрятали.

– А что это за место, куда я попал?

– Ты еще не понял? – поразился Паша. – Добро пожаловать, ты в дурдоме.

– Нет, – покачал головой Баклагов. – Вы шутите.

– Какие могут быть шутки? – пожал плечами Паша. – Это психушка, а ты – псих.

– Это жестоко – то, что вы говорите.

– Да ну? – удивился Паша. – Это травмирует твою нежную душу?

– Это причиняет мне боль.

– Неприятно, когда узнаешь, что ты дурак, – согласился Паша.

– Вы злой, – сказал Баклагов. – Вы злой и жестокий.

– Заткнись, – посоветовал Паша. – Мне надоело слушать тебя.

– Зло творить опасно…

– Заткнись! – крикнул Паша и ударил Баклагова в грудь.

Тот охнул и упал на кровать.

– Зачем ты так? – спросил наблюдавший за происходящим Коля.

– Помолчи! – не оборачиваясь, бросил Паша.

– Зло наказуемо, – сказал Баклагов.

– Оно наказуемо, когда выходит на поверхность, – усмехнулся Паша. – Но ведь есть тысячи способов спрятать концы в воду.

– Зло не спрячешь, – сказал Баклагов.

– Это тебе только кажется, философ.

Паша нагнулся над Баклаговым и ударил его кулаком в живот. Баклагов скорчился на кровати, хватая воздух ртом.

– Вот видишь, – сказал Паша. – И даже следов на теле не осталось. А ты говоришь – не спрячешь.

Он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.

– Ты не связывайся с ним, – сказал Коля. – Здесь жаловаться некому.

Проходя мимо столика дежурной медсестры, Паша поинтересовался:

– Матвеев пришел?

– Да, – сказала Вита. – Он там, в дежурке.

Паша заглянул в комнату. Матвеев сидел за столом и резал колечками колбасу.

– Ну? – сказал Паша. – Принес?

Матвеев поднял голову.

– Принес. А ты где пропадаешь?

Паша присел на стул.

– С новеньким беседовал, – сказал он. – Из восьмой палаты. Он, кажется, философ.

Матвеев нарезал колбасу и протянул нож Паше:

– Хлеб порежь.

Порывшись в столе, он извлек два стакана.

– Витку будем звать? – спросил Паша.

– Ей нельзя, она сразу потом засыпает.

– Слабая баба, – согласился Паша.

Матвеев открыл бутылку и разлил водку по стаканам.

– А этого прощелыгу я буду вместе с Родионовым лечить, – сказал Паша. – Я из него дурь-то выбью.

– Это ты о ком?

– О новеньком.

– Чего ты на него взъелся? – удивился Матвеев. – Чем он тебе успел насолить?

– Он думает, что он человек, – сказал Паша. – Я ему докажу, что он ошибается!

Он пристукнул кулаком по столу. Лампочка под потолком ярко вспыхнула и погасла.

– Тьфу ты! – в сердцах сказал Матвеев. – Стучать-то полегче надо.

– Может, ее просто подкрутить?

– Перегорела она – что там ее крутить.

– Я посмотрю все же, – сказал Паша. – Стаканы убери со стола – переверну ненароком.

Матвеев слышал в темноте, как Паша залез на стол.

– Подожди, – сказал он. – Я хоть дверь открою, чтобы тебе было светлее.

Он, осторожно ступая в темноте, пошел к дверям, но не успел дойти, потому что сзади громко щелкнуло и что-то большое и грузное обрушилось на пол. Матвеев рванул дверь и обернулся. Паша лежал на полу, задрав ноги на стол.

– Что там у вас? – спросила Вита.

– Паша! – позвал Матвеев. – Паша! – Он склонился над лежащим на полу человеком.

Рот Паши был приоткрыт, и тоненькая темная струйка побежала из уголка рта.

– Вита! – крикнул Матвеев, распрямляясь.

Медсестра появилась в дверях.

– Помоги мне, Вита. Его надо вынести на свет.

– Что с ним?

– Не знаю. Его, кажется, током ударило, и он упал со стола.

Они вынесли Пашу в коридор и положили на пол. Матвеев рванул рубаху на Пашиной груди.

– Я сама посмотрю, – сказала Вита, отстраняя его.

Матвеев отошел к окну. Фонарь на улице высвечивал кусочек пустынной дорожки. В пятне света кружился снег. Шум за спиной заставил Матвеева оглянуться. Вита распрямилась над телом Паши и смотрела на Матвеева широко раскрытыми глазами.

– Ну? – спросил Матвеев.

– Он умер, – прошептала Вита и попятилась. – Он убился.

Тело Паши так и пролежало всю ночь в коридоре. Его накрыли простыней и оставили лежать до утра. Вита ушла в соседний корпус: ее всю трясло, и она никак не могла успокоиться. На все палаты остался один Матвеев. Он сел за стол Виты и долго сидел, бездумно глядя прямо перед собой, пока его не сморил сон. Он положил голову на стол и заснул. Лампы в коридоре были погашены, горела только одна – на столе дежурной сестры.