Владимир Гриньков - Санитар

– Но вы ведь знаете, что нужно иметь оформленное разрешение.

– Конечно, конечно, – согласился Паша. – Когда посмотреть можно?

– Хоть сегодня.

– Вечером?

– Хорошо, вечером.

Паша записал адрес и трубку повесил на рычаг. Ему надо было еще успеть за ножом заехать.

Старик был один в квартире. Паша в этом убедился сразу, пройдя со скучающим видом по комнатам.

– Вы ведь знаете, просто так я не могу ружье продать, – напомнил старик. – Разрешение…

– Да, я знаю, – кивнул Паша. – Вас как звать?

– Анатолий Егорович.

– Я все знаю, Анатолий Егорович.

Склонился к старику, заглянул в глаза, улыбнулся скупо. Добавил на всякий случай:

– Я сам из этих органов, которые решают – кому разрешить, а кого завернуть.

Хлопнул фамильярно по плечу, сказал:

– Ну, где ружье-то?

Старик открыл плохо покрашенную дверь в углу комнаты, щелкнул выключателем, и осветилась кладовочка крохотная – метр на метр. По стенам инструменты развешаны были – все в порядке, старик в этом толк знал, похоже. Ружье он хранил в металлическом ящике. Склонился, кряхтя, щелкнул замочком, откинул крышку ящика.

Ружье оказалось старым и невзрачным. Паша, наверное, не мог маску равнодушия на лице удержать, потому что старик, взглянув на него, торопливо заговорил и, как Паше показалось, с обидой:

– Оно чудесное, ружье-то это. Сейчас не делают таких. Здесь все настоящее и все на совесть.

Любовно погладил рукой вытертый приклад:

– Хожено-перехожено с ним.

Оно был длинновато – так Паше показалось. С таким не подойдешь незаметно. Опять не смог сдержаться, вздохнул.

– В ружье не внешность ценится, – сказал наставительно старик, истолковав по-своему Пашин вздох.

– Не подходит оно мне.

– Почему?

– Длинное.

– Длинное? – изумился старик.

– А как обрезы делают? – спросил неожиданно Паша.

– Обрез – он обрез и есть. Отпиливают часть ствола…

– Ножовкой?

– Ножовкой, да. А то еще надпилят – не до конца, понимаешь? – и в бочку с водой – б-бах!

– Стреляют?

– Да. И надпиленная часть отрывается.

Паша вдруг протянул руку и взял ружье. Оно оказалось тяжелее, чем он думал. Погладил рукой холодный ствол. Да, можно обрезать. Совсем коротким сделать. И тогда обрез даже в сумке носить можно будет.

– Но из этого ружья обрез не получится, – сказал старик.

– Почему? – вскинул ресницы Паша.

– Негоже такую вещь портить. Пусть ружьем и останется.

Протянул руку, намереваясь забрать ружье, и Паша отступил непроизвольно. Старик на него удивленно взглянул, еще не понял ничего, а в следующий миг уже поздно было, Паша его ударил прикладом в голову, и старик рухнул на пол. Он сознание потерял, кажется, но Паша остановиться не мог, наносил и наносил удары, все больше стараясь попасть по голове, и вдруг что-то брызнуло в стороны. Паша всмотрелся, замерев – это щепки были, деревянный приклад не выдержал и разлетелся на куски.

Старик на полу лежал в луже крови с разбитой головой, да он и умер уже, наверное. Паша прошел в кладовку, отыскал там ножовку, принялся отпиливать остатки приклада. Почти справился уже, как вдруг позвонили в дверь – он замер и дышать перестал, а в дверь опять позвонили, теперь настойчивее, чем в первый раз.

И вдруг Пашино оцепенение ушло. Он поднялся легко и упруго, пошел неслышно к двери, доставая на ходу нож. Страх пропал. Паша посмотрел в "глазок". На лестничной площадке женщина стояла, немолодая уже – не старика ли этого дочь? Паша видел, как она потянулась к звонку, в третий раз позвонила. И почти сразу ушла. Паша ее шаги на лестнице слышал. Ему нельзя больше было здесь оставаться. Бросился в комнату, распахнул дверцу шкафа. Белье, покрывала какие-то ветхие. Одно из покрывал выхватил наугад, завернул в него ружье. Не пойдет, нет. Слишком подозрительно выглядит. Первый же милиционер его на улице остановит. Взгляд упал вдруг на коврик у кровати – небольшой и вытертый. Ноги старика лежали на нем, Паша их сдвинул в сторону грубо, ружье в коврик завернул и увидел – то, что надо. Коврик и коврик, и не видно, что внутри есть что-то.

Вдруг зазвонил телефон. Паша вздрогнул, но почти сразу догадался – это та женщина. Откуда-то с улицы звонит, не может понять, почему старик ей дверь не открыл. Нельзя здесь задерживаться больше. Коврик подхватил, вышел из квартиры. Пока по лестнице спускался, ожидал с замиранием сердца, что женщину ту встретит. Но не было никого, и у подъезда тоже никого, только у забора сцепились двое мальчишек, не поделили что-то, наверное. Паша повернулся к ним спиной и зашагал прочь.